Мемуары [Лабиринт]

Вечером я отправился в Копенгаген. В Падборге граф Бернадотт предоставил в мое распоряжение свой автомобиль с эмблемой Красного Креста. Это было большой помощью мне, в особенности при проезде через контрольно-пропускные пункты. Хотя я, «замаскировавшись» под шведа, и был защищен от всех случайностей военного времени, положение мое все же было незавидным — население донимало меня своими восторгами, а некоторые даже просили автограф. Моя беседа с фон Постом и Остремом состоялась 3 мая в час ночи. Я кратко обрисовал новую ситуацию, сообщив, что в настоящее время гросс-адмирал Дениц ожидает военное и гражданское руководство Дании и Норвегии, и что у меня есть все основания предполагать, что при поддержке графа Шверина и Гиммлера план капитуляции этих стран будет одобрен. Фон Пост ответил, что теперь он не может заключать какие-либо серьезные соглашения. В принципе, сказал он, вопрос о сдаче в Скандинавии является чисто академическим, так как буквально со дня на день ожидается подписание общей капитуляции. Но, во всяком случае, продолжал фон Пост, я должен незамедлительно сообщать ему о всех заявлениях немецкого правительства. Мы договорились, что я срочно вернусь обратно и буду поддерживать с ним связь по телефону, пользуясь условной фразой: «Я был бы счастлив встретиться с господами». Это должно было означать, что немецкое правительство делает предложение относительно Норвегии со всеми вытекающими из этого последствиями. А слова «… и сообщить им», дополняющие первую часть фразы, свидетельствовали бы о том, что предложение распространяется и на Данию.

В тот же день я вернулся во Фленсбург и ранним утром отправился дальше, в Плен. Эта поездка была одной из самых трудных и опасных, которые мне когда-либо приходилось совершать. На этом коротком отрезке пути не прекращались налеты вражеских штурмовиков, атакующих совершенно забитые дороги, где нескончаемыми колоннами шли отступающие воинские части, лежали горы сожженных автомашин, трупы, подбитые танки. Порой мне приходилось буквально с боем продвигаться вперед, прятаться от обстрела в окопах.

В Плене охрана сообщила мне, что правительство перенесло свою резиденцию в здание морской школы под Фленсбургом. Мне пришлось вернуться и снова проделать путь через тот ад, из которого я только что выбрался. В пять часов вечера я явился к Деницу и Гиммлеру. Я еще раз подчеркнул, что несмотря на ухудшение обстановки, решение вопроса относительно Скандинавии с помощью Швеции имеет величайшее значение. Затем я переговорил с фон Крозигком. Он сообщил мне, что если я захочу остаться при нем, то буду назначен его первым заместителем. В то же время он считал важным, чтобы я отправился в Стокгольм. Мы пришли с ним к единому мнению, что время не ждет и необходимо действовать как можно решительнее. Единственное, что задерживало капитуляцию, было то обстоятельство, что в Богемии и Моравии [51] соединения фельдмаршала Шернера и генерал-полковника Рендулица еще сохраняли боеспособность. В их составе насчитывалось почти 1 млн. чел. , они были оснащены боеприпасами и провиантом в таком количестве, которого хватило бы на семь недель, и в состоянии были оказать серьезное сопротивление русским.

В восемь часов вечера я встретился с Деницем. Сначала он не хотел и слышать о выводе наших войск из Норвегии и интернировании их в Швеции. По всей видимости, его военные советники доложили ему о великолепной стратегической позиции армии Шернера. Даже после того, как я объяснил ему политическое значение мирного решения этого вопроса и сообщил о возможности вмешательства Швеции, он все еще не понимал, какие выгоды такой исход может принести Германии. Я сказал ему, что этот вопрос имеет весьма важные последствия для будущего, не говоря уже о том, что при этом будут спасены тысячи человеческих жизней. Главное в том, подчеркнул я, чтобы расположить к нам мировое общественное мнение. Ведь именно для Германии, потерпевшей поражение, поддержка такой нейтральной страны как Швеция имеет немаловажное значение.

За столом мы продолжили нашу беседу. Кейтель и Йодль были за то, чтобы я остался во Фленсбурге, так как у меня, по их мнению, был некоторый опыт во внешнеполитических делах. Однако я подчеркнул важность своей миссии в Швеции, с чем, казалось, Йодль согласился. В заключение мы обсудили с фон Крозигком вопрос, в каком качестве мне лучше всего отправиться в Стокгольм. Он предложил мне на выбор титулы посла, чрезвычайного уполномоченного и представителя. Я предпочел звание посланника, так как оно в точности соответствовало задачам, стоявшим передо мной. Фон Крозикг вызвал статс-секретарей фон Штеенграхта и Хенке, поручив им подготовить документы, подтверждавшие мои полномочия посланника (см. приложение) и мое право заключать соответствующие соглашения. Утром 5 мая фон Крозигк подписал документы о моем назначении на пост посланника в Швеции. Простившись с Гиммлером, я выехал в Копенгаген.

Через несколько дней Гиммлер покончил жизнь самоубийством.