Мемуары мессира Д'артаньяна. Том II

Для меня было бы бесчестно воспользоваться предлогом, каким она сама же меня и снабдила, для достижения успеха в моем намерении. Мужчине никогда не подобает казаться заинтересованным, особенно в такого сорта положениях, когда идет речь о завоевании доброго мнения о своей особе — потому всегда и оставляют демарши такого рода своим близким или своим друзьям, тогда как сами лишь заверяют в любви, почтении и бескорыстии. Итак, я попал в сильное замешательство с ответом; в самом деле, что бы такое я мог ей сказать, что должно было бы ее удовлетворить. «А! — сказала мне она, заметив мое замешательство, — мне вас жаль, [270] нельзя же быть настолько искренним, вам бы и хотелось мне соврать, и вы не осмеливаетесь; это довольно оригинально для человека Двора, кому обычно ничего не стоит наговорить того, о чем он никогда не помышлял; что до вас, то я прекрасно вижу, что вы думаете, без всякой обязанности с вашей стороны мне это высказывать. Мое состояние чрезвычайно бы вас устроило, если бы я захотела вам его отдать, чтобы быть вашей любовницей, но если вы на меня похожи и сумеете разгадать, о чем мои мысли, вы отлично увидите, что у вас нет никакой надежды наложить на него руку иначе, чем на тех условиях, какие я вам предложила». Она меня тотчас спросила, за кого, я ее принял, когда вбил себе в голову заставить ее переменить намерение по этому поводу. Она мне сказала также, что я не слишком хорошо поразмыслил, когда попросил ее о каком-то времени; Месье Кардинал не даст его мне самому; весь Париж знал настолько же хорошо, как и она, что у меня лишь дважды по двадцать четыре часа на то, чтобы найти деньги; итак, если я хотел получить их от нее, мне не следовало терять ни единого момента. Так как я увидел ее столь ловкой и столь решительной, я счел, что мне не стоило терять драгоценного времени на дальнейшие беседы с ней. Она хотела жениха, я же не был готов стать ее человеком, потому я и удалился без звона труб и барабанного боя. Однако, поступая достойно и не подавая ей повода жаловаться на меня, не назвав ей резонов, по каким я не желал больше думать об этом деле, я сказал, что вскоре вновь загляну к ней. Я не знаю, поверила ли она мне от чистого сердца или же, скорее, сразу увидела, что все это оказалось неудачной попыткой. Как бы то ни было, но о чем я думал меньше всего, выйдя от нее, так это о том, как бы сдержать данное слово. Если мне и суждено было принадлежать к великому братству, как это случается с большинством тех, кто женится, я меньше всего на свете хотел бы, дабы такое свершилось по моей собственной воле. Я считаю недостойным честного человека идти на [271] такие поступки. Я был не в настроении подражать определенным людям, каких немало я видел в свете, и каковые подхватывали их шпагу и перчатки при виде прибытия поклонника их жен. Правда, я полагаю, и она была не в настроении подавать повод говорить о себе, когда она обзаведется мужем; я скорее верю, что в ее намеренье входило стать достойной женой. Но с меня было вполне довольно, что она не была таковой в то время, как была девицей, чтобы не иметь никакого сожаления о ее богатствах; итак, хотя я прекрасно знал, что упустил их только потому, что был гораздо более деликатен, чем множество других, если бы им предложили подобное состояние, мне понадобился всего лишь один момент, чтобы утешиться.

Кардинал несгибаем.

Между тем я полагал, что Месье Кардинал должен был бы оставить меня в покое; для него двадцать тысяч франков были, так сказать, каплей в море, тогда как для меня они представлялись чем-то вроде всех сокровищ Перу. Но так как он не считался ни с кем, когда вставал вопрос о его интересе, едва истекли сорок восемь часов, отпущенные мне им для уплаты, как он спросил Месье де Бартийака, позаботился ли я его в этом удовлетворить. Я думаю, он сделал это исключительно ради соблюдения формы, и ему было известно ничуть не хуже, чем мне, как обстояли дела. Люди, предложившие мне деньги, видимо, не преминули ему сказать, что я не захотел их взять, поскольку они исходили от него. Бартийак, кто был сердечным и добродетельным человеком, ответил ему, что я не внес положенной суммы и удовлетворился лишь тем, что зашел к нему, дабы продемонстрировать свое бессилие, поскольку я ничем не обладал в этом мире, кроме моей должности, а так как для таких вещей не существовало ипотеки, не существовало и толпы, готовой одолжить мне деньги.