Итак, находя, что чем меньше я питаю к этому склонности, тем больше мои заслуги перед Двором, поскольку я делал это исключительно ради оказания ему услуг, я приобрел к этому такую привычку, что сделался одним из главных устоев кабаре, где стал постоянным посетителем. Это пробудило любопытство тех, кто захаживал туда точно так же, как и я, познакомиться со мной поближе, и постыдившись признаться в моем нынешнем положении, мне не стоило большого труда убедить заинтересовавшихся в том, что я был совершенно другой человек, а не злосчастный повар, если бы пожелали соотнести это или с моим видом, или с моими речами. Но так как любопытные пожелали еще узнать, где я проживал, и что я явился делать в их стране, я оказался в полной растерянности. Я ответил, тем не менее, на вопрос одного из них, что близость Франции к Англии побудила меня сюда переехать; резон был совсем недурен, и так как это случалось ежедневно и с другими, помимо меня, я понадеялся, что он никому не мог показаться подозрительным, по крайней мере, не до того, чтобы следовать за мной по пятам или, лучше сказать, изучать мое поведение. Но кое-кто догадался по моим ответам, что я прилагал несравненно больше заботы к выяснению того, что происходило в отношении к Правительству, чем к осмотру диковинок города. Один из шпионов посла зашел еще дальше; заметив, как я любознателен к любым новостям, он предположил, как обычно судят о других по самому себе, что все рассказанное мной по поводу моего вояжа распрекрасно может быть очень удачной выдумкой, чтобы не вызвать никакого подозрения. Ему было более чем довольно этой [392] мысли, дабы постараться все это прояснить. Он явился подстерегать меня к самому Лонг Экру, где, как я ему сказал, я обитал. Это широкая улица при выезде из города по дороге к Уайтхоллу, Дворцу Королей Англии; но так как совсем не там меня следовало ожидать для встречи со мной, он бессмысленно протоптался с семи часов утра до пяти часов вечера. Нужно было иметь несокрушимое терпение для столь долгого ожидания, и хотя он угадал совершенно точно, когда увидел во мне собрата по ремеслу, поскольку то, что я явился делать в этой стране, не было ничем иным, как тем, чем и он там занимался, я честно признаюсь, если бы Месье Кардинал потребовал бы от меня столь долгого ожидания перед дверью, от этого могла бы серьезно пострадать вся моя натура. Я был немного чересчур живым, чтобы так долго оставаться на одном месте. Как бы там ни было, этот человек явился прямо оттуда в кабаре, где мы обычно виделись в течение большей части послеобеденного времени; он нашел меня там и рассудил по этому обстоятельству, что пауки имели сколько угодно времени для работы в доме, где, как я ему сказал, якобы я проживал, если он был не более населен другими, чем мной самим. Он поостерегся мне говорить, откуда явился, и, усевшись за стол, где находился и я, пристально осматривал меня с ног до головы и все больше и больше утверждался в убеждении, что я был никем иным, как именно тем, за кого он меня принимал.
Преследуемый преследователь.
Я вышел оттуда около семи часов вечера, потому как мне надо было приготовить ужин. Я не особенно перетруждался на кухне у Англичанки, по меньшей мере, когда к ней не должен был явиться посол; но дабы не возбуждать никаких подозрений у слуг, я обязан был всегда находиться при деле, потому-то я и выказывал самое большое прилежание, какое только было для меня возможно. Шпион очень хотел последовать за мной, если бы мог, и увидеть, наконец, где я обитал на самом деле, но так как он не принял еще всех своих мер, то позволил мне уйти [393] одному на этот раз, отложив свое предприятие на следующий день. Он отправился, однако, к послу и отдал ему полный отчет о свершенном им открытии. Посол проявил живейший интерес по этому поводу, поскольку как раз в это время Месье Принц делал все возможные шаги, дабы склонить Кромвеля к заключению Договора против Франции. Он тотчас же уверился, что я был человеком его партии, особенно, когда шпион сказал ему, что я обладал большим разумом, чем хотел показать, или он уж совсем не разбирается в своем ремесле. Итак, заставив его пересказать все мои слова и действия, так сказать, вплоть до мельчайших жестов, настолько он оказался заинтригован, он сказал ему, что надо бы меня выследить на следующий день; он даст ему еще одного человека, а тот уже отчитается перед ним, что я из себя представляю. Я вовсе и не думал об этом, и, направившись по моему обычаю к тому же самому кабаре, вскоре был принят за простака, но так как я не желал, чтобы раскрылось, каким ремеслом я занимаюсь в настоящий момент, я приобрел постоянную привычку оглядываться назад, когда выходил оттуда.