Они были сильно поражены, когда увидели, что он обманул их еще и на этот раз, как сделал прежде. Однако, так как в городе находился Комендант, на кого они возлагали большие надежды, они уверились, что тот даст им достаточно времени прийти к нему на помощь, прежде чем оказаться вынужденным капитулировать; итак, они совершенно спокойно собрались в самом большом, возможном для них, числе, и, назначив место встречи подле Иля войскам, что должны были составить подмогу, какую они намеревались незамедлительно направить в эту сторону, они продвинулись затем до Калонны. Наша армия, оставившая крупные обозы в Аррасе, теперь нуждалась в них для удобного осуществления осады, и Виконт де Тюренн, уже отрядивший несколько дней назад Генерал-Лейтенанта Сирона для доставки их в лагерь, когда тот найдет время сделать это, ничем не рискуя, заметил ему тогда все-таки не затягивать с этим надолго, лишь бы он смог выполнить поручение в полной безопасности. Он поставил такое ограничение, потому что Граф де Бутвиль, сделавшийся сегодня Герцогом де Люксембургом, разъезжал по нашим флангам с пятнадцатью сотнями всадников, дабы помешать не только соединению с нами обозов, но еще и присылке в армию денег, каких там не хватало.
Сирон, взяв языка, узнал, что Граф отъехал в [52] сторону Эра, городка, расположенного в Артуа; итак, уверившись, что, прежде чем тот сможет напасть на него, он успеет соединиться с нами, он распорядился вывезти из Арраса все, что Виконт де Тюренн доверил его попечению. Его эскорт не превышал восьми сотен всадников; но зато у него имелось около двух тысяч пехотинцев, что должно было его совершенно успокоить, тем более, что из обозов он мог соорудить своеобразное укрепление для его Пехоты. Но так как слишком опасно полагаться на собственную неуязвимость, потому что это частенько сводит на нет все предосторожности, какие, конечно же, были бы приняты без этого, случилось так, что когда он был возле Лиллер, то есть, всего лишь в двух лье от нашего лагеря, он бросил все эти обозы, а сам явился объявить Виконту де Тюренну, как он распрекрасно их доставил. Однако, едва он показался среди наших линий с частью своего эскорта, как Граф де Бутвиль напал на другую его часть, составлявшую арьергард. К несчастью для них, им еще предстояло проехать через теснину, когда Граф на них обрушился, образовалась страшная неразбериха, потому как каждый спешил поскорее ее преодолеть, чем Граф и воспользовался настолько хорошо, что разграбил деньги и часть припасов. Затем он все это поджег и удалился туда же, откуда и явился; едва Двор был поставлен в известность об этом случае, как отдал приказ Виконту де Тюренну представить Сирона перед военным Советом. Он никак не мог от этого уклониться, хотя бы потому, что того хотели осудить сурово, но так как друзья очень много значат во всякого сорта обстоятельствах, Виконт де Тюренн предохранил того от опасности. Я не знаю, какую он изобрел отговорку для достижения цели, поскольку весь свет уже единодушно его приговорил; но, наконец, прибыл приказ от Двора не собираться больше по этому поводу; Виконт де Тюренн приложил все свои заботы к столь надежному укреплению лагеря, что он не был более открыт к получению какого бы то ни было нового поражения. [53]
Серебряная посуда
Враги, возгордившись столь добрым началом, атаковали конвой, шедший к нам из Бетюна. Сопровождавший его эскорт отчаянно его защищал, и много людей было убито как с той, так и с другой стороны. Враги, не ожидавшие столь яростного сопротивления, отступили, когда увидели, что мы защищались так же хорошо, как они смогли нас атаковать. Однако, приблизившись к нашим линиям, что мы укрепляли на протяжении целых шести дней, прежде чем приняться за траншею, они нашли их в таком безупречном состоянии, что не посмели идти на них приступом. Виконт де Тюренн, дабы уладить беспорядок, вызванный в наших рядах захватом предназначавшихся нам денег, велел собрать всех мэтров лагеря и всех первых Капитанов Полков для выяснения, какую помощь они могли оказать их ротам. Бедность, в какой они пребывали, не могла бы быть более тягостной; каждый оказался в нищете, а вражеское соседство делало ее еще более нестерпимой, потому что все, попадавшее в лагерь, продавалось там, так сказать, на вес золота. Те, кто был в состоянии поддержать других, помогали им по мере сил, и Виконт де Тюренн, кто в качестве командующего был обязан сделать самое большое усилие, чем все остальные, распорядился переплавить свою серебряную посуду для вызволения тех, кому Капитаны не в состоянии были оказать никакого добра. Он приказал распределить между ними это плавленное серебро вместо монеты и обязал маркитантов довольствоваться им, как если бы оно было отмечено чеканом Короля.