Пьяница — отличный бегун
Когда же все позволили нам вот так уйти, насмехаясь над нами один за другим, я сказал тому, кто был рядом со мной, если мы не хотим, чтобы нас поскорее убили, по моему мнению, нам надо бы идти не вместе, а друг за другом, потому как тем самым мы будем представлять собой меньшую мишень для врагов. Я даже предложил ему в то же время маршировать первым, а так как он еще не был настолько пьян, чтобы в нем не осталось хоть малейшей заботы о собственной жизни, он не упустил случая поймать меня на слове. Итак, я сказал ему остановиться и даже улечься на живот, пока я не отойду на двадцать пять или тридцать шагов. Он распрекрасно соизволил на это согласиться, а едва я немного удалился от него, я вытащил из кармана платок и в то же время помахал им осажденным. Это помешало им стрелять в меня, как они делали прежде, тем более, что я сей же час перешел на бег, стремясь как можно быстрее попасть в город. У меня был неплохой резон поступить таким образом, потому как в то же время, когда я вытащил мой платок, и те, кто сидели в траншее, увидели, как я размахивал им перед осажденными, они сами дали по мне залп. К счастью для меня, я был Баском, а так как среди нас нет ни одного, кто не обладал бы добрыми ногами, я вскоре избавился [57] от опасности, где продолжал бы оставаться, если бы оказался дураком и не бежал оттуда изо всех сил.
Офицер, командовавший у ворот и встретивший меня у входа, провел меня внутрь через потайную дверь, и, приняв меня за лакея Месье Принца, взглянув на цвета камзола, спросил, кто же это надоумил меня покинуть мэтра с такой великой репутацией. Я ему ответил, что не был тем, за кого он меня принял, и не знаю иного мэтра, кроме того, кто был им для него самого; но так как не ему я должен отдать отчет в том, кто я такой, ему надлежит препроводить меня к Коменданту, дабы только тому я мог сказать о цели моего появления. Он в точности все это исполнил, и, представившись Рувилю, я вернул ему надежду, какую он начал терять с тех пор, как был осажден. Я ему сказал, что Месье де Тюренн незамедлительно придет ему на помощь; вот почему ему потребуется защищаться всего лишь три или четыре дня, самое большее. Он тотчас же дал знать об этой новости своему гарнизону, дабы он порадовался ей вместе с ним. Они сейчас же отсалютовали из всех пушек и мушкетов в знак восторга, что порядком изумило Месье Принца и заставило его опасаться, как бы Сен-Венан уже не был сдан. Я прекрасно догадался, что именно такова будет его мысль, да у него и не могло возникнуть никакой другой при звуках этого салюта. Итак, сменив свои лохмотья на одежду солдата, я на следующий же день пробрался обратно в его лагерь, как если бы был пленником. Я хорошо осознавал, что меня немедленно отведут к нему, а любопытство вынудит его меня спросить, что мог бы означать салют, произведенный нами. Все произошло точно так, как я и думал. Едва он меня увидел, как тут же спросил, какую новость получили в городе, и почему был произведен салют, о каком я только что сказал. Я ему ответил, что некий Куланж и некий Ла Эй, оба Офицеры Кавалерии, явились объявить от имени Месье [58] де Тюренна, что Сен-Венан сдался; гарнизон должен выйти оттуда через два дня, и армия двинется затем на подмогу осажденным Ардра.
Под угрозой быть повешенным
Месье Принц, кого нельзя было легко напугать, затаил некоторое подозрение, как бы я специально не был подослан к нему, чтобы заставить его снять осаду, сообщив ему новость вроде этой; итак, я не сомневаюсь, что он бы устроил мне невеселое времяпрепровождение, если бы сам не находился как бы в подвешенном состоянии по поводу того, что же там все-таки случилось. Так как ему отрапортовали, что накануне некий человек, одетый в его ливрею, ворвался в город, предварительно пройдя через траншею, он по правде не знал, что и сказать, из страха, как бы самому не попасть впросак. Эта неуверенность не помешала ему, впрочем, пригрозить мне распорядиться меня повесить, как если бы он был убежден, якобы я принес ему ложные сведения. Он мне даже сказал, что эта новость не могла быть истинной по нескольким резонам, каковые он мне и перечислил. Он, однако, разглядывал меня во все глаза, дабы углядеть, какое я выдержу поведение, и не изменюсь ли я в лице, но так как я остерегался себя выдать, поскольку знал, что от этого зависит моя жизнь, я держался твердо и ответил ему, что он теперь хозяин моей участи; не мне пытаться ему воспротивиться, но если он прикажет меня удавить, это будет очень несправедливо; я мог ему сказать лишь то, о чем знал, и о чем знал весь Ардр ничуть не хуже, чем я сам.