Мемуары мессира Д'артаньяна. Том III

Я не знаю, что говорил Фуке со своей стороны, дабы заставить себя ценить; возможно, его доводом было то, что финансы являются нервами войны, и тот, кто ими управляет, должен быть предпочтен всем остальным, поскольку без этого никогда и ничего не бывают способны добиться. Как бы там ни было, Месье Принц, кого природа наградила большим разумом, и кому еще и его противостояние послужило мэтром, научив его тому, чего он прежде не знал, рассудил по манере, с какой Король за это взялся, что он никогда не возвысит ни тех, ни других на пост, где находился Кардинал; тогда он еще теснее объединился с Суперинтендантом; так как, кроме того, что тот обладал ключом от казны, а это составляет великолепную черту лица любой персоны, он не знал, что дела того столь плохи в сознании Его Величества, что тот пребывал буквально накануне собственного падения. Ко всему прочему, он не видел, как бы он смог примириться с ле Телье и де Лионом, против кого он не только метал громы и молнии прежде, но кого он еще и прогнал от Двора, вопреки воле Королевы и ее Министра.

Месье Фуке остерегается

Итак, он вошел в тесную связь с Месье Фуке, а тот еще и скрепил ее подарком в пятьдесят тысяч экю. Месье Принц, кто имел то общее со своим отцом, что придавал большое значение деньгам, принял их от всего сердца, не осведомившись, с каким намерением Суперинтендант их ему отдал. Он мог бы прекрасно рассудить, однако, что цель эта не была чересчур доброй, поскольку его дружба не должна была бы покупаться столь дорого в настоящее время, когда его так мало ценили при Дворе. Это было бы хорошо когда-то, и никто бы на этом ничего не потерял, поскольку он был тогда всемогущим; но сегодня у него было не больше влияния, чем у ничтожнейшей персоны; совсем напротив, он сам получал неслыханные обиды и вынужден был их глотать, как если бы сделался вовсе бесчувственным. Фуке об [206] этом прекрасно знал, и ради этого тоже он отвалил ему столько денег. Так как он рассудил, что тот, должно быть, всем этим не был особенно удовлетворен, он рассчитал, что тот будет способен возбудить еще и какие-нибудь новые смуты в Государстве, и принять его покровительство в случае, когда пожелают ополчиться против него — поскольку, хотя он и строил добрую мину и даже претендовал на Министерство, он далеко не был уверен в собственном успехе. Он боялся, как бы Кардинал не сказал чего-нибудь Его Величеству, что произвело бы сильное впечатление на его сознание, и как бы сам он не ощутил на себе контрудар, когда меньше всего будет об этом думать.

Он имел все резоны для такой мысли. Король, кто во всякий день виделся с Кольбером, кого приводили к нему в Кабинет Королевы-матери по маленькой потайной лестнице, был возбужден более, чем никогда, против Фуке. Кольбер не упускал случая подливать масла в огонь, потому как хотел сам быть на месте Фуке. Однако, так как среди уроков, преподанных Кардиналом Его Величеству перед смертью, он порекомендовал ему никогда ничего не предпринимать такого, что могло бы подать повод Парламенту воспротивиться его воле, Король решил вместе с Кольбером хитростью обязать Фуке отделаться от его должности Генерального Прокурора этого Корпуса. Он боялся, так как не было более значительной особы во всем Парламенте, как бы этот корпус не взбунтовался, если бы увидел арест одного из главных его Членов. Может быть, действительно он был еще достаточно дерзок для этого, поскольку во времена войны в Париже он сделал совершенно то же самое ради простого Советника. Кольбер, кто желал сыграть наверняка, точно так же, как и Его Величество, придерживавшийся того же мнения, ловко намекнул Фуке даже и не думать сделаться первым Министром и Генеральным Прокурором Парламента одновременно; неужели же он не видит, что одно было несовместимо с другим, ни [207] больше ни меньше, как Француз с Испанцем; прекрасно было известно из надежного источника, что Его Величество проявлял к нему немало доброй воли; но не будет никакой видимости, что он возведет его на этот пост, до тех пор, пока тот будет удерживать за собой еще и ту должность; он уверится скорее всего в правильности своего намерения самому занять этот пост, поскольку одно было абсолютно противоположно другому. Вот так ему позолотили эту Пилюлю, а он оказался таким простаком, что сглотнул ее, сложил с себя свою должность в пользу Месье де Арлея, отца нынешнего Месье Генерального Прокурора. Он получил за нее немыслимую цену по отношению к тому, что платят за нее сегодня, так как Король, после того, как принизил власть Парламента, о чем я расскажу ниже, разобрался и со всеми должностями, и с этой среди прочих, какая прежде не имела твердой цены.