Мемуары мессира д'Артаньяна

/Первый план женитьбы Принца де Конти./ Мыслью Коадъютора было, как я уже говорил, занять там место Мазарини, и так как он вступил в секретные и могущественные связи с Герцогиней де Шеврез, Принц де Конде, обладавший высокомерным духом и не позволявший легко собой управлять, боялся, как бы ему не пришлось склониться не только перед ним, но еще и перед ней. Они уже сделали Хранителем Печати человека из их окружения, Маркиза де Шатонеф. Они рассчитывали еще раздать и более важные должности их Ставленникам, не уделив ему в этом особенно большой части; итак, желая освободиться от этого нового рабства, что пришлось ему абсолютно не по вкусу, он воспользовался Принцем де Конти, чтобы добиться цели. Этот последний, по одной из статей их договора, должен был жениться на Мадемуазель де Шеврез, молодой Принцессе, довольно ладно скроенной и более способной ему понравиться, чем положение аббата, в каком он находился до сих пор; потому он был гораздо более влюблен в нее, чем в свой требник, да он и никогда его особо не ласкал. Эта великая пылкость не понравилась его брату, кто по выходе из тюрьмы задумал разорвать эту женитьбу, а в то же время и договор, что он заключил. Он высказал ему свои чувства по этому поводу, тем не менее, ничего ему еще не говоря о своем намерении; он ему внушал, что Принцы должны заниматься любовью иначе, чем обычные персоны, а когда бы даже это было бы и не так, у него больше средств поостеречься, чем у другого, недаром же он всегда носил маленький воротник; итак, совершенно невозможно, чтобы увидели, как он внезапно перешел от столь возвышенного положения к такой громадной слабости, и не были бы этим возмущены.

Принц де Конти, носивший под сутаной те же страсти, что другие носят под кирасой или под перевязью, наплевал на эти советы, или, по меньшей мере, если он и не наплевал на них открыто, то все-таки не позволил им повлиять на его обычные отношения с любовницей. Принц де Конде пришел из-за этого в совершенное негодование на него, и так как он желал, чтобы его брат, точно так же, как и все остальные, сгибался под его волей, он начал принимать с ним совсем другой тон, чем до этого. Он начал строить перед ним тысячу насмешек над его любовницей, и, не найдя, за что бы укусить ее особу, обвинил ее в дурном поведении. Так как у ее матери были личные друзья, чьими советами она пользовалась в тех великих предначертаниях, что гнездились у нее в голове, он приписал дочери несколько иные отношения с ними, чем у матери. Он заявил ему, что Коадъютор, Маркиз де Лэк (Лег — А.З.) и Комартен, выходя из комнаты Герцогини, направлялись в комнату ее дочери; она отличалась здоровым аппетитом, настолько, что если ему угодно получить остатки от этих трех персонажей, ему остается только взять ее в жены. Принц де Конти, каким бы влюбленным он ни был, проглотил эту клевету, как правду, и получил от этого такое отвращение, что порвал с ней.

Коадъютор прекрасно догадался, что удар был нанесен скорее старшим, чем младшим, но так как он еще ни в чем как следует не уверился, то рассудил кстати не порывать с ним окончательно. Он хотел сначала хорошенько прояснить свои подозрения, надеясь, что если всего лишь ревность заставила Принца де Конти сделать то, что он сделал, нетрудно будет его от нее излечить.

Так как дела находились в этом состоянии, когда Королева и Кардинал загорелись мыслью вновь наложить руку на персону Принца де Конде, советы Сеньоров де Лиона и ле Телье не показались неуместными ни Ее Величеству, ни этому Министру. Итак, они решили отложить исполнение до того, как у Коадъютора не останется больше сомнений по поводу истинных намерений Месье Принца. Они взялись, однако, как одна, так и другой, приложить старания к тому, чтобы осознание явилось к нему как можно раньше. Они рассчитывали — когда это будет сделано, не останется больше не только видимости примирения между ними, но еще и им самим будет легко вынудить Коадъютора вернуться на их сторону.