Этот Маршал еще хуже обошелся с Месье де Фабером, кому, наконец, Король дал Роту у Гвардейцев после того, как отказал ему в согласии на Роту в старом Корпусе. Он решил вести себя с ним, как ему заблагорассудится, потому что этот Офицер был очень скромного происхождения, и он не верил, что когда-нибудь жезл Маршала Франции придет ему на помощь, чтобы очистить его дурную кровь. Месье де Фабер постоянно восставал против него и находил покровительство у Кардинала, кто первый осуждал поведение своего родственника. Правда, Фабер всегда проявлял сноровку очень почтительно разговаривать с Маршалом, дабы, когда он явится жаловаться на него Его Преосвященству, тот был бы более расположен его слушать.
/
Маршал де ла Мейере держался того же мнения, что и Месье Денуайе, скорее ради удовольствия противоречить Сен-Прею, чем действительно веря, что Секретарь был прав. Наконец, Совет с трудом определился, потому что сила рассуждения Сен-Прея одолела в сознании Его Величества все, что могли сделать домогательства других. Наместник провел эти две недели в погоне за развлечениями, когда он не был обязан идти в Лувр. Дела, приведшие его в Париж, были, наконец, завершены к его удовлетворению, если не считать размолвки с Маршалом де Брезе, я о ней уже упоминал, и он возвратился в свое Наместничество, где вновь начал неотступно преследовать врагов, немного передохнувших за время его отсутствия.
Однако Кампания началась, Полк Гвардейцев получил приказ маршировать во Фландрию, и я несказанно обрадовал моего хозяина, отправляясь туда. В самом деле, хотя он и состроил мне добродушную мину, он догадывался, что я был в совсем недурных отношениях с его женой, но так как он был должен деньги Атосу, одному из моих друзей, то считал себя обязанным ублажать меня до дня моего отъезда. Когда я отбыл, он не обращался больше со своей женой, как это делал прежде. Он упрекал ее во множестве якобы подмеченных им вещей, и она все это мне сообщала в таких выражениях, какие заставили меня поверить, что она гораздо большая страдалица, чем когда-либо действительно была. Единственное, чем я мог ей помочь, это о ней сожалеть. Я ей отвечал по адресу, указанному мне ею же самой, и то участие, какое я принимал в ее делах, позволило ей перенести ее несчастье с большим терпением.
/