Мемуары мессира д'Артаньяна

/Доблесть Графа де Гиша./ Он не имел большого резона, тем не менее, хвастаться преимуществом, какое там получил, поскольку, за исключением этой смерти, потери были примерно равны, как с одной, так и с другой стороны. Граф де Гиш и несколько французских добровольцев творили там совершенно невероятные вещи. Это подало надежду его отцу, что Король ему простит. Так как Его Величество придавал особое значение бравым людям, он не мог поверить, будто бы тот сумел воспротивиться своему невольному уважению к нему, когда тот о нем услышит. Граф вместе с еще двумя людьми отваживался ходить на брандере поджигать один из главных кораблей Англии, несмотря на град мушкетных выстрелов, осыпавший их со всех сторон. Он даже несколько раз возвращался к нападению, потому как с ним постоянно случались какие-то неприятности; в том роде, что он привлек к себе равно восхищение и врагов, и тех, ради кого он сражался.

Маршал де Граммон с величайшей заботой постарался передать эту деталь Его Величеству; но весь ответ Короля на это заключался в том, что все было в высочайшей степени у его сына, можно смело сказать — он был чрезвычайно брав и чрезвычайно глуп; Маршал не попросил никаких дополнений к этому ответу, при каком он присутствовал. Он подал знак тем, кто беседовал об этом с Королем, поговорить с ним о чем-нибудь другом, решившись дожидаться другого удобного случая, дабы попытаться его тронуть.

Голландцы, получив вот такой реванш, усилились друзьями и союзниками, на кого они могли больше рассчитывать, чем на Короля. Они вообразили себе, будто бы, не делая всего возможного для ослабления накала войны, бушевавшей между Королем Англии и ими, он, напротив, подогревал ее втихомолку. Наконец, было ли это воображение или же правда, они пошли на постоянные выпады против него, вплоть до желания заключить мир без его участия — но так как Король Англии, беспрерывно свидетельствуя непомерными требованиями, что он абсолютно не расположен к примирению, они заключили договор с Королем Дании и с Принцами дома Брунсвик (Брауншвейг — А.З.), дабы помешать некоторым Принцам Германии, завистливым к их величию, посодействовать ему их одолеть.

Король Англии предупредил Короля Дании, кто горел желанием объявить ему войну, самолично ему ее объявив. Однако, либо до Короля Испании дошли слухи о том, что происходило во Франции по его поводу, либо ему было естественно объединяться с Императором, предпочтительно перед всеми остальными, он отдал ему в жены Маргариту-Марию-Терезию Австрийскую, сестру Королевы. Филипп IV распорядился этой женитьбой перед тем, как умереть, и он утвердил своим завещанием эту Принцессу наследницей его Короны, в случае, если его сын умрет бездетным. Он утвердил также и тем же завещанием тех, кто должны наследовать этой Принцессе, и исключил из их числа ее старшую сестру и детей, каких она имеет или каких она сможет иметь от Его Величества. Король ничего не сказал на все это, потому как имелся Принц, кто мешал что-либо здесь предпринять; но, думая об этом никак не меньше, он собрал войска к концу года, дабы заставить оценить претензии, о каких я говорил выше.

/Смерть Королевы-матери./ Королева-мать никогда бы этого не потерпела, если бы она еще была жива, и она столько бы сделала своими мольбами, что отвратила бы и этот удар от своего дома; но, к несчастью для Испании, она умерла в январе-месяце после необычайно долгих страданий. Она окончила свои дни из-за рака груди, какой она скрывала, по меньшей мере, четыре или пять лет, никогда не желая говорить об этом кому бы то ни было; но, наконец, не в силах больше терпеть боль, какую ей приходилось выносить, она доверилась одной из камеристок, а та известила об этом ее медиков. Так как было слишком поздно, а, к тому же, они и не разбирались вовсе в этой болезни, лечения, какие они ей предписали, ничему не послужили; рак открылся, в том роде, что эта Принцесса, кто была самой опрятной персоной в свете, и кто всегда проявляла наибольшую заботу о своей груди, а она была у нее очень красива, увидела себя умирающей с момента на момент в таком смраде, какой просто невозможно выразить. Она приняла это с терпением и восхитительным смирением, и так как она была чрезвычайно набожна всю свою жизнь, а умирают обычно, как и прожили, она отдала Богу душу с чувствами, достойными добродетели, какую она всегда проявляла. Она молила Короля, умирая, простить всем тем, кто были изгнаны или заточены по ее поводу. Бюсси Рабютен принадлежал к числу последних, по крайней мере, он оскорбил ее, как и многих других; но Король, такой человечный, каким он и является, нелегко забывает определенные преступления; он оставил его пока еще в Бастилии, как я говорил выше, не обратив никакого внимания на мольбы Королевы-матери.