Назавтра Вернинак поехал в порт. В его честь прогремел двадцать один залп артиллерийского салюта. А вот флага Франции на флагманском корабле по-прежнему не было. Это породило новые слухи и порадовало представителей всех государств, враждебно настроенных к Французской республике. Впрочем, радовались они недолго, потому что в день, когда корабли покидали порт, по команде капудан-паши самым первым подняли французский флаг, а затем – английский, испанский, шведский, голландский и венецианский. В ответ над французским фрегатом взвился турецкий флаг, а затем французы отсалютовали уходящему флоту двадцатью одним залпом. Столько же залпов дали и с флагманского корабля. К Вернинаку тут же явился переводчик капудан-паши с дополнительными извинениями за недавний инцидент и вручил подарок: фарфоровые вазы, наполненные шербетом, огнестрельное оружие и др.
Я так и не смог понять, какие причины скрывались за этим недоразумением с французским флагом, и почему это так расстроило Вернинака, но у меня никогда не было сомнений, что капудан-паша вовсе не является сторонником французов.
1 июля я пожаловался парижским соотечественникам, что уже почти семь недель не получал от них никаких вестей, и написал о том, что главнокомандующему в Адрианополе было приказано выдвигаться вместе с вверенными ему войсками в сторону границы. Однако по неизвестным причинам за два дня до марша приказ отменили.
11 июля гражданин Константин Стеммати, недавно назначенный генеральным консулом Франции в Молдове и Валахии, доставил мне из Парижа пакет, датированный 23 марта. Депутация характеризовала Стеммати как активного республиканца, который готов страстно служить делу Польши и будет весьма полезен в качестве руководителя консульства, поскольку сообщество поляков в изгнании будет формироваться на территории Галиции и Подолии. Мне рекомендовалось поддерживать с ним доверительные отношения и прислушиваться к его мнению.
Из Парижа меня информировали о том, что нового посла Франции в Константинополе будет сопровождать генерал Бопуаль, которому депутация передала планы военных операций. Генерал дал свое согласие на инспектирование польских офицеров в приграничных районах.
В пакете я обнаружил также письмо от 27 марта за подписью гражданина Барса. Он ставил меня в известность, что поляки, нашедшие пристанище в Париже, приняли решение направить в Константинополь гражданина Дембовского, который доставит мне важные документы и подробные сообщения о контактах депутации с французским правительством. Гражданин Барс сообщал, что несколько недель назад в Париже появился Сулковский[62]
и поведал ему неутешительные новости о разладе среди поляков не только во Франции, но и в других краях.Письмо Барса содержало немало подробностей о направленных на рассмотрение французского правительства проектах создания польских легионов. Особый интерес представляла аналитическая записка, содержащая разумные взвешенные наблюдения и выводы о современной обстановке в Европе, об отношениях между Францией, Швецией и Турцией, о линии поведения польских представителей в этих странах и их работе по восстановлению родины. Под текстом стояли подписи Барса, Выбицкого, Прозора, Войчинского, Кохановского, Юзефа Вельгорского и многих других.
13 июля Вернинак предупредил меня, что недавно получил из Парижа письмо на имя молодого грека по фамилии Киркор, который длительное время находился в Варшаве и не так давно приехал к своей семье в Константинополь поправить здоровье. Несколько дней назад молодой человек скончался, и Вернинак вскрыл полученное письмо, полагая, что там могли быть какие-либо сведения о событиях в Польше. Он хорошо знал Киркора как горячего сторонника Польши, который имел много связей среди поляков и передавал полезную информацию французской миссии.
Письмо на четырех страницах было написано по-польски и датировалось 7 февраля 1796 года. Его автором был Сулковский. Вернинак передал письмо мне и попросил перевести его на французский язык. Перевод я ему отдал, а оригинал сохранил как свидетельство постоянной заботы Сулковского о своей родине.
В письме Сулковский сообщал добрые вести о расположенности французского правительства к восстановлению Польши. В то же время он с досадой говорил о раздорах в среде польских патриотов. Сулковский поименно называл наших соотечественников в Париже, характеризуя их личные качества, политические принципы и принадлежность к той или иной партии.
Он пояснял, что поскольку в Париже не имели никаких известий о моем прибытии в Константинополь[63]
и, быть может, даже уже сомневались в успехе моих переговоров, было принято решение о поездке Дембовского, который должен был вручить мне документы и инструкции в случае, если, конечно, застанет меня в Константинополе. Дембовскому поручалось также отправить в Париж подробный отчет обо всем, что он увидит и услышит в Константинополе.