Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 2

Прежде чем ознакомить читателя с полным содержанием Записки, которую вынужден был составить наспех, я хотел бы объяснить причины, подвигнувшие меня придать ей расширенное толкование и отойти от предложенного мною в мае месяце плана.

В течение октября и ноября общественное мнение в Петербурге заметно изменилось: того воодушевления по отношению к Наполеону и французам уже не чувствовалось. С французским послом Лористоном обходились весьма учтиво, но это никак нельзя было сравнить с отношением к герцогу Виченцскому. Доверие, которое оказывалось предыдущему послу, исчезло. Не знаю, какие новости получал император от своего посольства в Париже, но не было сомнения в том, что он был в курсе всего того, что там происходило, и знал о подготовке к войне, которая развернулась во Франции, Италии, Голландии и в подчиненной Наполеону части Германии. Также ему было известно и то, что одновременно с тем как французский император, пользуясь своим влиянием при дворах Берлина и Вены, заставлял их примкнуть к его политике, он принимал самые активные действия через своих посланников в Константинополе, чтобы Оттоманская Порта не заключала мира с Россией.

Все частные письма, которые приходили из Парижа и Варшавы, подтверждали эти детали, и если не считать некоторых крупных вельмож двора, которые по-прежнему сомневались во враждебных намерениях Наполеона, все остальное окружение императора и общественность Петербурга в особенности, начинали верить в неизбежность войны с Францией.

Уже ни для кого не было тайной, что император отдал распоряжение генералу Голенищеву-Кутузову завершить мирные переговоры с турками. Этот генерал, ставший главнокомандующим Молдавской армией вместо графа Каменского, не имея в своем распоряжении достаточного количества войск, вынужден был думать об обороне. 22 июня, будучи атакован турецкими войсками, он, несмотря на одержанную победу, счел целесообразным перейти Дунай и разбить укрепления Рущука. Мнимое отступление русских не в меру воодушевило турок, которые отважились переправиться через Дунай неподалеку от этого города и перенести театр военных действий в Валахию[89].

Это решение было исполнено 26 августа, однако генерал Кутузов, блокировав путь турецкой армии, послал 30 сентября корпус генерала Маркова через Дунай с тем, чтобы напасть на оставшихся на правом берегу турок. Операция имела полный успех: наголову разбитый резерв вынужден был искать убежище в Рущуке. Лишенная мостов и сообщений с правым берегом, османская армия попала в окружение и после нескольких недель блокады была вынуждена капитулировать. Османская империя, полностью обескураженная этим крупным поражением, запросила мира, и в декабре в Бухаресте начался мирный конгресс. Понимая, что турок уже не заставить продолжать войну, Наполеон пытался помешать, по меньшей мере, переговорам, чтобы затянуть с подписанием мира.

Любопытная общественность, встревоженная слухами о войне и желающая знать, какое решение примет император Александр, проведала о секретных сношениях с Англией и Швецией.

За несколько дней до того, как я отправил записку, император говорил мне, что у него уже нет сомнений в том, что Наполеон решится разорвать мир и напасть на Россию вплоть до нарушения ее границ, что он не сможет остановить его и предотвратить войну, что он будет готовиться к обороне, но никогда не превратится в агрессора, … что ничто не заставит его нарушить договоры и спровоцировать войну, которая принесет страшные бедствия всей Европе и станет гибельной для России, если развернется за пределами империи… «Единственное, что мне очень жаль, – говорил император, – так это то, что у нас нет времени осуществить проект по Литве. Вопрос стоит уже не об административных мерах и устройстве наших восьми губерний. Следует подумать об увеличении вооруженных сил для организации обороны. Именно поэтому я прошу вас поделиться со мной вашими соображения относительно ресурсов, которые я мог бы получить от ваших соотечественников и моих подданных, как для увеличения армии, так и производства всех необходимых нам реквизиций. Я рассчитываю на ваше усердие и на их преданность».

В эту минуту я чувствовал, как рушатся мои надежды, однако доверие к императору не угасало, и больше, чем когда-либо я испытывал острую необходимость продолжать работу над начатыми проектами. Это меня и подвигло представить Записку, которую вы найдете в следующей главе.

Глава VI

Памятная записка, поданная императору 1 декабря 1811 года

«Государь! Считаю, что создание отдельной литовской армии и задействование всех средств присоединенных к России польских провинций до того как будет определена и гарантирована участь проживающих там людей было бы несоразмерно намерениям Вашего Величества и требованиям нынешних обстоятельств.