Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 2

Я был бы недостоин Вашего милостивого внимания и доверия, если бы стал отделять достаток моих соотечественников от чувств, которые я питаю к Вашему императорскому величеству. И то, и другое для меня неразделимо, и насколько я буду настойчив в своих просьбах по улучшению существования соотечественников, возможного только путем новой организации, – настолько я смогу без всяких оговорок объяснить Вам, Государь, имеющую от этого для Вас пользу и выгоду.

Я оставляю разработку плана организации литовской армии более сведущим в военном деле лицам: могу поделиться с ними лишь своими идеями и наблюдениями. Однако, не хочу обманывать Вас, Государь, и предлагать то, что невыполнимо. Этому плану, если только его выполнить с пользой для государства и достойным Вашего великодушия образом, должна предшествовать организация западных губерний.

Уже и сейчас крестьянский класс этой части империи поставляет одинаковое с другими губерниями количество рекрутов. Остается подключить к участию дворянство и волонтеров из других сословий. Но да будет мне дозволено откровенно спросить: кто в настоящее время захочет добровольно записаться в ополчение и взяться за оружие против поляков?… Ибо так ополченец называет жителей герцогства Варшавского. Его можно заставить служить, но трудно управлять его чувствами, которые полностью будут на стороне тех, чье имя он хотел бы носить. И по той же причине, Государь, можно спросить, кто откажется служить Вашему Величеству от всей души, когда будет знать о благодетельных намерениях Ваших и видеть в Вас возродителя своего отечества?

Несмотря на то, что Ваше императорское величество уже много читали и слышали о характере поляков, а также о необходимости и пользе восстановления Польши и организации Литвы, как предварительной для этого меры, несмотря на то, что гений Вашего Величества, которым руководит сердце, видит все, проникает во все и стремится повсюду исправить существующее зло, я позволю себе еще раз обратить внимание Вашего Величества на некоторые замечания, которые я осмелился добавить в продолжение своей записки, поданной Вам в мае этого года.

С начала XVIII века Польшу будоражили анархичная власть, подверженная влияниям соседних государств, волнения, заговоры, гражданские войны. После нескольких разделов, которые произошли в разное время, она закончила свое политическое существование в полном кризисе, который угрожал разрушением всей Европы.

Трудно понять, каким образом польский народ после всех ударов, нанесенных ему своим порочным правительством, при всей своей склонности к внешнему блеску и роскоши, при всех заимствованных от иностранцев дурных привычках, сумел сохранить среди этих разнообразных несчастий дух деятельности, любовь к родине и испытанное мужество. В этих качествах не откажешь полякам, и они полностью сглаживают вменяемые им легкомысленность и непоследовательность – недостатки, привитые им анархией управления страной.

Разделенная между тремя государствами, Польша потеряла свое место на карте Европы, однако поляки сумели сохранить свой национальный характер.

Завоеванные силой, связанные долгом обязательств и постоянно мечтающие о воссоздании своей родины, они при этом сохраняют верность своим новым монархам.

Никто из тех, кто был призван Вашим Величеством к гражданской и воинской службе, не дал повода для упреков и никогда не предавал Ваше Величество. Так же станут вести себя и те, кого Ваше Величество изволит назначить на какие-либо должности в будущем. Однако не могу не отметить, что одной из главных причин их верности долгу была личная любовь, которую они питают к Вашему Величеству.

Патриотический подъем – этот постоянный источник безрассудности поляков, которым всегда умело пользовался Наполеон, чтобы внести оживление среди жителей герцогства Варшавского и получить от них всевозможные ресурсы, воодушевляет их всякий раз, как только они видят, хотя бы издалека, возможность воскресить Польшу.

Их сердцам еще дороги понятия «родина» и «гражданская доблесть», которые пытается задушить современная система управления, принятая в большей части Европы. В их памяти все еще живут воспоминания о прошлой жизни, и, не стану скрывать, те из них, кто силой оружия превратились в русских подданных, никогда не желали отказаться от имени поляка.

Не в имени, бесспорно, истинное счастье людей, принадлежащих к одному народу. Изменения, произошедшие в Европе, перемешали судьбы людей и названия стран до такой степени, что найдутся миллионы тех, кто с трудом назовет свою настоящую родину или сможет отдать ей свое предпочтение.

Тем не менее понятие «родина», которое в былые времена обожествлялось людьми, сохраняющее и сегодня свою привлекательность для всех, кому дороги честь и добродетель, становится объединяющим для народов покоренных стран, и никакая человеческая сила не сможет заглушить его звучания на протяжении нескольких поколений. Что это? Интерес? Несбыточная мечта? Или обаяние? Не мне решать это. Скажу только, что такое явление существует, и монархи, по-видимому, не совсем принимают его в расчет.