Мемуары Муми-папы

Однако я-то никогда не видел волн в Фредриксоновой книжке с картинками, а потому, зажмурясь, продолжал крепко держаться за качели в саду Хемульши. Это помогло. Вскоре я и вправду почувствовал, будто качели раскачиваются медленнее, шторм исчез и никакой опасности больше нет. Открыв глаза, я увидел зрелище невероятное: «Марской аркестр», покачиваясь, летел в поднебесье, влекомый огромным белым парусом. Внизу, далеко под нами, не переставал бушевать шторм — чёрные вздымающиеся и опадающие валы. Но теперь шторм казался игрушечным и был совсем не страшен.

— Мы летим! Летим! — крикнул Фредриксон.

Он стоял рядом со мной у поручней и смотрел на большой белый шар высоко в снастях.

— Как ты сумел поднять облако? — спросил я.

— Оно поднялось парусом само по себе, — ответил Фредриксон. — Летающий корабль! — И он погрузился в размышления.

Ночь медленно светлела. Небо посерело, было очень холодно. Незаметно для себя я позабыл, что пытался спрятаться на качелях в саду Хемульши. Я вновь ощутил в себе уверенность и любознательность, и мне ужасно захотелось кофе: холодина был и вправду страшенный. Я осторожно потряс лапами, ощупал уши, хвост. Шторм не причинил мне никакого вреда.

Супротивка тоже был цел и невредим, он сидел за банкой Зверка-Шнырка и пытался раскурить трубку.

Однако сам «Марской аркестр» находился в плачевном состоянии. Мачта была сломана. Колёса оторвало. Оборванные штаги колыхались уныло, планшир в нескольких местах был продавлен, палуба завалена водорослями, обломками кораблекрушений и упавшими в обморок морскими привидениями. Однако хуже всего было то, что золотая шишка исчезла с крыши штурманской рубки.

Наше облако тихо опало, и «Марской аркестр» стал опускаться на море. Когда небо на востоке порозовело, мы уже покачивались на мёртвой зыби, оставленной штормом, и я услышал позвякивание пуговиц в банке Зверка-Шнырка. Белое облако из книжки с картинками вновь заснуло между поручнями.

— Дорогой экипаж! — торжественно возвестил Фредриксон. — Мы выдержали шторм. Выпустите из банки моего племянника.

Мы открыли крышку, и из банки показался Зверок-Шнырок, жалкий видом, зелёный лицом.

— Пуговица всех пуговиц, — изнеможённым голосом молвил он. — Что такого я сделал, что мне так дурно? О эта жизнь, эти огорчения, эти хлопоты… Вы только посмотрите на мою коллекцию! Увы мне, злосчастному!

Скалотяп тоже выбрался из банки и, потянув носом воздух, сказал:

— Я хочу есть.

— Прошу прощенья! — воскликнул Зверок-Шнырок. — Подумать только, ведь надо готовить еду…

— Успокойся, — сказал я. — Я приготовлю кофе.

Направляясь на нос, я бросил смелый взгляд на море поверх оборванного леера и подумал: уж теперь-то я, во всяком случае, и о тебе узнал массу нового. И о кораблях! И об облаках! В следующий раз я уже не стану зажмуриваться и притворяться маленьким!

Когда кофе поспел, над миром встало солнце. Ласково и приветливо пригревало оно мой прозябший животик и придавало мне мужества. Я вспомнил, как всходило оно в первый день моей свободы после моего исторического побега, как сияло оно в то утро, когда я построил дом на песке. Я родился в августе под гордыми знаками Льва и Солнца, и мне было предопределено следовать путём приключений, начертанным моими путеводными звёздами.

Подумаешь, штормы! Их смысл, очевидно, в том что после можно любоваться восходом солнца. Ну а штурманская рубка украсится новой золотой шишкой. Я пил кофе и был доволен.

Но вот перевёрнута страница, и я приступаю к новой главе моей жизни. Земля по носу, большой одинокий остров посреди моря! Величественный силуэт незнакомого побережья!

Я стал на голову и крикнул:

— Фредриксон! Теперь опять должно что-то произойти!

Зверок-Шнырок мигом перестал дурно себя чувствовать и принялся готовить банку к высадке на берег. Скалотяп до того разнервничался, что укусил самого себя за хвост, а Фредриксон возложил на меня задание отполировать всю уцелевшую арматуру. (Супротивка вовсе ничего не делал.) Мы плыли прямо к незнаемым берегам. Вверху на высоком холме виднелась какая-то башня, похоже, маяк. Башня эта тихонько шевелилась, потягивалась, извивалась — довольно-таки удивительный феномен! Но у нас было столько дел, что мы вскоре перестали обращать на нее внимание.

Когда «Марской аркестр» подошёл к берегу, все собрались у поручней, гладко причёсанные, с вычищенными зубами и хвостами.

И тут где-то над нашими головами прогремело, и мы услышали следующие ужасные слова:

— Ха! Морра меня забери, если это не Фредриксон и его очумелая компашка! Ну, теперь-то я до вас добрался!

Чёрт подери! Это был друнт Эдвард, и страшно злой к тому же.

— Вот какие анекдоты приключались со мною в молодости, — сказал Муми-папа и закрыл книгу.

— Почитай ещё! — воскликнул Снифф. — Что произошло потом? Друнт хотел затоптать вас насмерть?