Мемуары Остарбайтера

Противник сосредоточил высокую плотность войск на главном направление удара Красной Армии. Противник занимал три рубежа обороны на Зееловских высотах, которые были глубоко эшелонированные и соединялись траншеями и подземными ходами между собой.

Под покровом ночи нас вывели на штурмовой рубеж, где были готовы огневые позиции под большой маскировкой для ПТР. В нашем взводе было три боевых расчёта, которые из укрытия должны подавить пулемётные точки противника и помочь пехоте при штурме передней линии обороны, т. к. артиллерия при штурме могла поразить нашу пехоту.

После усиленной артподготовки из тысяч орудий, танков и самоходок, оборонительный рубеж противника частично замолк. Наши штурмовые части при взаимодействии и поддержке танков овладели первым рубежом вражеской обороны шириной до 10 км.

Немцы, предугадав наше наступление, отвели главные силы на вторую линию обороны и на самые Зееловские высоты. Там организовали усиленную оборону, бои не прекращались ни днём, ни ночью. А солдат хорошо воюет, когда желудок сыт, питание нам было организовано в основном в ночное время сухим пайком.

Немцы чувствовали свою гибель и усиленно сопротивлялись и даже выходили в контратаки.

Склоны высоты были такие крутые, что наши танки не везде могли по ним подниматься, а немецкие танки выползали из-за этой горы и «палили» по нашим позициям.

Наши расчёты ПТР располагались метров в 20 друг от друга, и мы стреляли по гусеницам танков и по пулемётным гнездам.

Однажды одной контратакой, из второй оборонительной линии, немцы пошли в атаку, их поддержать выползло несколько танков. Мы стреляли по их гусеницам и одного подбили. Он закрутился на месте и развернул башню. Сержант только успел крикнуть: «Падайте!», как взрыв снаряда прогремел над нашими головами, и нас закидало землёй и оглушило.

Когда я очнулся, то почувствовал, что живой, но земля меня сдавливала, пехотинцы нас откапывали.

Когда откопали, то я увидел, что сержант сидит в окопе и ему санитар перевязывает плечо, он что-то мне говорит, но я вижу, как он губами шевелит, а я его не слышу. Вижу, в бой вступили наши «Катюши», от них горит даже земля. Контратака немцев отбита.

От нашего ПТР валялись разорванные куски. Бой утих. Мне санитар показывает, чтобы я закрыл рот и зажал нос и выдыхал воздух, а он мне ладонями зажимал и отпускал уши. Я немного стал слышать, как наша артиллерия не переставала обстреливать немецкие позиции.

Меня вывели из окопа, по траншее впереди ещё шли раненые, убитых не видно было, значит обошлось без жертв.

В санчасти было много таких контуженых, как я, плохо слышавших и заикавшихся. Я разыскал дядю Васю. Его ранило осколком в левое плечо, он очень был расстроен не от ранения, а от того, что не пришлось брать Берлин, хотя: «я рад и тому, что дошёл до Берлина», — сказал он и, застонав от боли, обнял меня правой рукой, поцеловал три раза по православному обычаю и мы распрощались.

Взятие Берлина

Мы не знали, что на него нашло, но он спокойно к этому отнёсся и дал распоряжение собрать выздоравливающих. Часть из нас «отсеялась», а «годных» набралось примерно около роты.

Нас посадили в три «студера» и привезли в часть, где вооружили и выдали нам боеприпасы и гранаты, и всё необходимое для ведения боя.

Всех построили и командир роты определил нам задачу: «Выбивать фашистов из разных укрытий и домов, т.к. они пропустив наши прорвавшиеся с боями передовые основные силы, успешно наступавшие на центр Берлина, угрожают с тыла. Мы, находясь во втором эшелоне наступления, должны уничтожить этих ярых гитлеровцев в их домах и гнездах!».

Офицеров было недостаточно и командиром нашего взвода назначили нашего усатого старшину лет 35—40, имевшего боевой опыт и много наград.

Здания в городе уже были разбиты ранней бомбардировкой американо-английской авиацией и нашей артподготовкой и бомбёжкой, так что дома стояли без окон, и каждое окно было амбразурой для пулемётчиков, автоматчиков и фаустпатронников, от снарядов которых танки загорались, как спички.

Воздух в городе был насыщен дымом, гарью, копотью, цементной и земляной смешавшейся пылью, через которую даже плохо пробивалось солнце, хотя и были тёплые весенние солнечные дни.

По фашистам в Берлине — ОГОНЬ!

Пехоту прикрывала артиллерия, стоявшая на перекрёстках улиц и площадях, и танки, за которыми мы продвигались от освобождённого нами дома. Танки стреляли по подъездам, а когда мы в них врывались, то переносили огонь выше. Пехоты нашей было не счесть.

Все взводы и роты перемешались, и мы близко не знали друг друга, но задача была у всех одна, выбить немцев из засады и уничтожить их, если они не сдаются, но они не сдавались.

Врываясь в дом, закидывали комнаты гранатами и поливали автоматным огнём. Бой вёлся за каждую комнату, этаж и подвалы, которые были соединены подземными ходами между собой с выходами в определенных местах наружу или в станцию метро.