Целый день мы ходили по крепости и её обзору не было конца. Вокруг крепости был ров глубоной 5—6 метров и шириной 10 м, стены выложены кирпичом, в которых устроены бойницы. Ров простреливался по диагонали и крепость была не доступна, как для танков, так и для пехоты. Сверху была насыпь земли в 3 метра, стены из железобетона толщиной 1,5 м, в которых были устроены окна-щели для пулемётов крупного калибра и к ним площадки и подходы для солдат по всем направлениям. Внутри были дороги для автомашин, склады для боеприпасов, вооружения и продуктов питания, жилые помещения-казармы в два этажа, где размещался штаб и солдаты, то есть гарнизон в 20 тысяч человек армии СС. Пищеблок и санчасть со всем оборудованием и перевязочным материалом, и лекарствами. Увиденному нет воображения.
После падения крепости в плен сдалось 12 тысяч человек, в т.ч. и один генерал, а второй генерал — командир гарнизона, застрелился.
После всего увиденного, остались жуткие воспоминания. Поэтому, так долго нашей армии пришлось «грызть» этот крепкий «орешек».
Снова фронт
С фронта в комендатуру приходили ежедневно новые сводки и утром, до завтрака проводилась политинформация.
Мы узнавали о тяжёлых боях на подступах к Кюстринскому плацдарму и к г. Кюстрину, который оборонялся сильным укреплённым гарнизоном.
С северо-востока Померанская группировка противника прорывалась через наши тылы к Кюстрину.
На разгром её были брошены части 1-й танковой армии и 5-й Ударной Армии, которые разгромили её. А также и другие новости про 1-й Украинский фронт, которым командовал маршал Конев, который тоже вышел к Одеру на южной части подступа к Берлину.
Однажды, в тёплый весенний вечер комендант города вышел с помощником во двор на свежий воздух и о чём — то говорили и смеялись. Они были в хорошем расположении духа, увидев меня, а я сидел на скамейке и читал газету. Он спросил меня: «что там пишут, Юра?».
Говорю: «Читаю про Украину-Черниговщину, мою Родину. Там уже идут посевные работы, людей не хватает, а я вот сижу вместо того чтобы воевать и бить фашистов, бездельничаю и добавляю: «Николай Васильевич, отпусти меня на фронт, сейчас уже поляков идёт мало к нам, я почти не загружен».
Хорошо, раз ты так просишь, то подумаем и тут же к заму: «Ну что, Сергей Иванович, отпустим Глушко на фронт?». Ну чтож, говорит Сергей Иванович: «раз он просится то отпустим, пусть воюет».
Я стал на вытяжку и громко ответил: «Есть воевать!».
На второй день после работы Николай Васильевич позвал меня и говорит: «Завтра здесь будут проходить части запасного полка нашей армии и я договорился чтобы тебя туда зачислили».
Я на радостях ответил: «Дуже дзякую!». Опомнившись, говорю: «Большое спасибо! Николай Васильевич, век не забуду».
Хорошо, иди собирайся и отдохни. «Есть» откозырял я и вышел.
В одной из квартир, уцелевшего дома, где располагались работники комендатуры и охрана, позавидовали мне, что я уезжаю на фронт, что буду участвовать в боях за взятие Берлина.
На второй день меня отвели в штаб, где формировался запасной полк и зачислили в пулеметно-ПТР-ный взвод помощником наводчика ПТР. Это такое большое и длинное ружьё, которое обслуживает расчёт из трех человек, наводчика, он же и стрелок, помощника, он же заряжающий и подносчика патронов, которые, как маленькие бронебойные снарядики 13,6 мм. И стреляют ими поштучно.
Командир расчёта был сержант Василий, белорус из Витебска. Он познал жестокие дни войны, горечь отступления, т.к. был призван в первые дни её начала, и радость наступления и освобождения Белоруссии, был два раза ранен и имел награды.
Первые дни активно изучали устройство ПТР и правила стрельбы. Подносчик патронов молодой и крепкий красноармеец из освобожденных, здесь в Польше парней, Павел, был мой ровесник.
Через несколько дней, когда полк доукомплектовали, нас посадили на американские автомашины «Студебекеры» покрытые тентом и повезли в сторону Берлина.
Реку Одер, большую и полноводную, мы переезжали по понтонному мосту.
Нас высадили не далеко от линии фронта, до нас доносились звуки артиллерии. Кругом было полно войск, и мы расположились отдельно поротно.
Была уже вторая половина дня, но солнце ещё пригревало и настроение было хорошее, а стало ещё лучше, когда подвезли полевую кухню, повзводно нас покормили щами, перловой кашей, чаем и дали время для отдыха. Мы присмотрелись по сторонам, это была ровная низменность в одну сторону с палатками, где были раненые, а в другой стороне располагалась тяжёлая артиллерия, которая куда-то «палила» из пушек.
Впереди виднелась возвышенность. Это и был тот основной укрепрайон немецкой обороны, так называемые Зееловские высоты, о которых мы уже наслышались в Познани.
С Зееловских высот противник просматривал весь левобережный плацдарм и простреливалась вся долина, что усложняло наступление наших войск. Она была затоплена после разлива р. Одер и поля превратились в топкую грязь, по которой танки не могли двигаться. А пехота поражалась артиллирийско-миномётным и пулемётным огнём противника и не могла подняться в атаку.