Мемуары. Переписка. Эссе

И вторая моя затея — в «Детскую литературу» я сделал состав — собственно, по их же просьбе — книги двух поэтов — Лесьмяна и Стаффа[554]: примерно на 6 печ[атных] листов. Один Лесьмян у них не пройдет (Стафф, так сказать, смягчает детскую впечатлительность). Лесьмяна я представил, как он есть, кроме, правда, эротических стихов (пощадил деток да и книгу). В составе — примерно печатный лист непереведенных стихов, чудесных. Не хотели бы Вы вернуться к Лесьмяну — ну хотя бы перевести несколько баллад? Кто же, кроме Вас?

Как только с книгой решится, я возобновлю этот натиск.

Напишите и простите за длинное письмо, опять деловое. Горячо обнимаю Вас и Галю! С любовью и тоской.

P. S. Удивительно бездарное время. Это странно, ведь должно бы наоборот.

[Г.]

№ 27 А. Гелескул — Д. Cамойлову

31.05.87

Милый Давид Самойлович!

С днем рождения! Здоровья Вам и всем родным, стихов и странствий! Я слышал, что Вы собираетесь в Армению. Заранее завидую. Удивительный край — островок в небе. Там как-то разгибаешься и хочется смотреть, а потом оказывается, что тебя уже обокрали (меня, например, трижды; один раз, пока купался, все унесли — я шел через город, как на казнь, в набедренной повязке, за мной — два стражника, а за ними — остальной Ереван, очень оживленный). Только постарайтесь не в жару ехать, а прохладной осенью, виноградно-абрикосовой. И еще — не пейте армянского вина, только коньяк, и не слушайте жалоб друг на друга и на соседние народности.

Я по случаю купил Вашу маленькую книжку (Библиотека «Огонька»)[555] — прекрасный, по-моему, подбор и все, начиная со вступления. Чудесное стихотворение (для меня новое) — «Грачи прилетели»! Слышал о Ваших журнальных подборках, но журналы сейчас стали тоже недоступны — вообще замечательно, но для меня не очень.

Видел Лидию Корнеевну. Преображение просто чудесное — она не носит очков и кажется совсем молодой. Только голос стал тихим и в облике проступила какая-то кротость. Видел я ее на некрасовском вечере, в библиотеке, где ее чествовали стоя. Сам вечер был любопытнейший — словно не сейчас, а тридцать лет назад. Речи гремели, и стихи читались отчаянные, но все хорошие, но сплошь беспощадные. Тон задали молодые поэты — так называемое поколение сорокалетних. Затяжная молодость довела их до белого каления, но вот один показался мне настоящим — Виктор Коркия[556].

Вообще были редкие экспонаты — нынешние обэриуты (Еременко[557]etc), и даже том Некрасова с пометкой Блока. В конце вечера его украли. Не знаю, чем это завершилось, — я был плохо выбрит и, когда начали бегать и кричать: «Где черный дипломат с Некрасовым и Блоком?» — поспешил удалиться. Думаю, что это черный дипломат ввел кого-то в соблазн.

Кстати, в начале вечера было объявлено, что Вас не будет, поскольку Вы в ту же минуту, но в другом месте земного шара ведете вечер Северянина. Я сразу ощутил к нему уважение (и то сказать — все же предтеча Ильи Резника и отчасти Вознесенского).

Давид Самойлович, очень кратко о делах. Из моих затей в «Детгизе» (Аполлинер и Лесьмян со Стаффом) ничего не вышло. На свои живописные заявки я получил сухой отказ. А вот народная испанская книга (в «Худлите») принята, и хорошо бы завершить ее в том году. Сколько бы Вы хотели взять новых романсов (есть великолепные) — лист или пол-листа? Я боюсь навязывать и вторгаться в Ваши планы. Ответьте сами. И еще — есть цикл романсов о Сиде (тоже примерно лист) — может быть, Вас заинтересует? В той книге «Романсеро», где Вы переводили, романсы о Сиде в переводе Левика. Все-таки стихотворно они сильно выбиваются; в сущности, Левик слега осовременил переложение Жуковского. Но Жуковский-то переводил их на заре туманной юности и с немецких переводов.

Я быстро сделаю подстрочники. Одна только просьба — сделайте еще хотя бы полсотни четверостиший (к уже сделанным коплам). Если Вы не против, пришлю их первыми.

Если удача нас не покинет, хорошая будет книжка[558].

Еще раз — пью Ваше здоровье! Удачи Вам и равновесия в этой пестрой жизни! Сердечно целую, Наташа тоже! Целую Галю и детей и поздравляю всех!

[Г.]

№ 28 А. Гелескул — Д. Cамойлову

14.10.89

Милый Давид Самойлович!

Прошу одного — простите мое свинство, если можете. Свинство чистокровное, и надеюсь лишь на Вашу доброту. Дальнейшее — не попытки оправдаться, а просто краткие сведения о себе. Не писал Вам, во-первых, из чувства вины, потому что не ответил сразу. Во-вторых, не знал — о чем. Накопилась какая-то кислая усталость, суетная и скучная; видно, старость, как водится, настигла врасплох. И в-третьих, мои издательские затеи — а они и Вас затрагивают — повисли в воздухе, то ли из-за бордельности, царящей в издательстве, то ли из-за моей неудачливости. И вообще пора о душе подумать, но ее-то, кажется, и нет, вместо души — радикулит.