Мемуары убийцы

Полиция всё ещё перекапывает землю возле моего дома. То и дело слышу слова «генетический тест» и «дьявол». Позвал следователя и посоветовал не рыться больше во дворе, а попробовать покопать в бамбуковом лесу. Его лицо было напряжено, когда он уходил. С тех пор по телевизору начали показывать лес. Мой бамбуковый лес с его вечной мелодией блистающих остроконечных листьев.

– Да это же целое кладбище! Кладбище! – восклицал один из местных жителей, увидевший, как полицейские вереницей спускают с горы куски брезента, в которых собраны кости.

*

Всё время случаются вещи, абсолютно мне не понятные. Совершаю одни и те же действия в повторяющихся ситуациях, но не могу собраться с мыслями. Теперь уже ничего не запоминаю. Тут у меня нет ни карандаша, ни диктофона. Похоже, у меня всё отобрали. Где-то раздобыл кусок мела и ежедневно пишу на стене. Когда пишу, периодически спрашиваю себя, чем это я занят. Всё смешалось.

*

Меня возили на место преступления для следственного эксперимента, но я совсем ничего не делал. Вернее, ничего не мог сделать. Я имею в виду: как бы я смог воспроизвести свои действия в момент преступления, которого совершенно не помню.

Пришедшие поглазеть местные жители чем только в меня не швыряли. Кричали, что я хуже зверя. Брошенная кем-то бутылка угодила мне прямо в лоб. Было больно.

*

Приходил Пак Чутхэ. Я испытываю сильное замешательство всякий раз, когда его вижу. Он признал, что я был прав, когда говорил о том, что он постоянно расхаживал вокруг дома. По его словам, он пытался выяснить, не связан ли я с серийными убийствами, которые начали недавно происходить в нашем и соседнем уездах.

Как только Пак уселся, вошёл психиатр и занял место рядом с Паком. Мне показалось, что он похож на того эксперта из телепрограммы, который однажды разглагольствовал о психологическом портрете преступника, но, возможно, я ошибаюсь.

Пак Чутхэ спросил:

– Вы помните, как я приходил к вам вместе с курсантами полицейской академии?

– С ними приходил детектив Ан.

– Такого человека не существует. Это я приводил курсантов.

Я с жаром ему возразил.

Пак оглянулся на психиатра, и я заметил, как они обменялись улыбками.

– Всё было не так. Ты приходил вместе с Ынхи. Ты говорил, что женишься на ней.

– Да, я разговаривал с Ким Ынхи. Узнав, что она регулярно заходит к вам, я задал ей несколько вопросов.

– Я врезался в твою машину. Твой джип. Это как ты объяснишь?

– Такого никогда не случалось. Я езжу на «Хёндэ Элантра».

– Хочешь сказать, что и не охотишься тоже?

– Верно, я не езжу на охоту.

Чем дольше продолжался наш разговор, тем сильнее всё для меня запутывалось.

Я задал последний вопрос:

– А серийные убийства прекратились?

– Пока сложно сказать. Должно пройти какое-то время, чтобы знать точно.

Пак с психиатром многозначительно улыбнулись друг другу и вышли из комнаты, оставив меня одного.

*

В какие-то дни сознание яснее ясного, в другие ничего не соображаю.

*

– Вам это кажется несправедливым? – спросил следователь.

Я отрицательно покачал головой.

– Думаете, обвинения против вас сфабрикованы?

Его вопросы казались мне смехотворными. Следователь меня недооценивал. А мне такое отношение очень не нравится. Если бы меня арестовали в прежние времена, моё наказание было бы несоизмеримо большим. Если бы это случилось при президенте Пак Чонхи, меня тут же отправили бы на виселицу или электрический стул.

Я убил мать Ынхи. Сперва пришёл к ним домой, где расправился с отцом, а после выследил мать, возвращавшуюся с работы, и убил её тоже. Ынхи избежала их участи, потому что в это время находилась в детском саду. Я до сих пор отчётливо и детально помню, как они умирали. Но о смерти Ынхи не имею ни единого воспоминания. И тем не менее, выходит, что полиция обнаружила в моём доме множество улик, говорящих о том, что я убил Ынхи и закопал её труп. Вроде как я оставил орудия убийства на заднем дворе. Следователь сообщил, что на них есть мои отпечатки пальцев. Ну, если полиция решила назначить меня убийцей, то им несложно организовать и улики.

Слышал, был такой случай, когда чрезвычайно плодовитый художник не смог определить, является картина его собственной работой или подделкой.

Утверждая, что картина поддельная, он твёрдо заявил:

– Это выглядит как моя работа, но я не помню, чтобы писал такую картину.

Художник в итоге проиграл судебный процесс.

Я чувствовал, что попал в такую же ситуацию.

Я ответил следователю:

– Выглядит так, как будто я это сделал, но я ничего об этом не помню.

Следователь требовал, чтобы я напряг память. Бурчал, не может такого быть, чтобы убийца забыл о преступлении. Я схватил его за руку и произнёс, глядя ему прямо в глаза:

– Ты не понимаешь. Не понимаешь, что я – первый, кто хотел бы вспомнить об убийстве Ынхи. Я хочу вспомнить, слышишь? Потому что она – самое дорогое, что у меня было.

*

Все отрицают, что мои воспоминания об Ынхи правдивы. Никто не разделяет мою точку зрения.

По телевизору обо мне говорят так: «Не имеющий семьи бывший ветеринар, который после выхода на пенсию жил в уединении и почти не поддерживал отношений с другими людьми».