Мемуары везучего еврея. Итальянская история

В комнате было свежо, прохладно и тихо. Моя кровать была слишком узка для двоих, но мы слились в объятиях, как будто останемся так навсегда. Ее тело было холодным, голос — хриплым, но не от страсти, а от боли, смешанной со страхом. Она спрятала лицо у меня под мышкой и говорила тихо, словно меня не было. Это случилось, сказала Береника, в то последнее лето, которое они провели в Шварцвальде. В большой дом входили через стеклянную дверь, ведущую в холл, и из холла деревянная лестница поднималась наверх к спальням. Вошли трое мужчин, их лиц она не помнит. Потные и краснорожие, они напоминали карнавальные маски. От них пахло пивом. Одеты эти трое были в коричневые рубашки и сапоги, и один из них постоянно ударял по своему сапогу хлыстом. Фрау Луизе первой увидела их и повела себя мужественно, доктор Вильфрид же сразу потерял голову, он начал кричать, что воевал, что награжден Железным крестом первой степени, что они не имеют права входить в дом. Те захохотали, плюнули ему в лицо и выругали всеми возможными способами, а потом ударом сбили его на землю. Для матери это было чересчур, и она начала кричать и звать на помощь. Береника сбежала сверху, не заметив, что она полуодета. Это, наверное, подкинуло им идею. Двое затащили ее отца в кабинет и заперли его там. Третий схватил Беренику на глазах у ее матери. Теперь фрау Луизе замолчала. Она стояла, как статуя, широко раскрыв рот и глаза. Даже когда они швырнули ее дочь на пол, она не шевельнулась.

«Это было страшно больно, — всхлипнула Береника, — страшно больно, особенно в спине, они прижали меня спиной к нижней ступеньке лестницы. С того момента мое тело больше мне не принадлежит. Эти руки, ноги, живот — чужие мне. Поэтому я не могу любить, я могу только предоставить некое обслуживание. Зато теперь я не узница своего мяса. Я свободна. Никто больше не может причинить мне зла. Никто не заденет моего духа. Только память ранит. И хлыст, которым бьют человека. Все хлысты — нацистские, даже если они в таких руках, как твои, как твои…»

Это был первый и последний раз, когда я видел ее плачущей без стеснения.

Глава 11 Горечь везения

Сторожевые катера Королевской морской пехоты на полной скорости рассекали зеркальные воды Адриатики. Этим свежим апрельским утром 1945 года я испробовал вкус глубокого мира и спокойствия. Солнечные лучи, ветер и запах моря сделались частью меня вместе с новыми фантазиями о будущем. Война близилась к концу. Этой предстоящей операцией я со славой закончу свою военную службу и аннулирую все разочарования прошлого. Еще раз передо мной открылись ворота надежды. С детским удовлетворением я трогал лычки младшего лейтенанта на своих плечах. Это военное звание было присвоено мне только на время операции, а мой статус исполняющего обязанности офицера не изменился. Немецкие войска в Италии вот-вот сдадутся, и у меня не будет времени получить постоянное звание от Королевской комиссии, о чем я так долго мечтал. Выбор между офицерским курсом в Англии и быстрой демобилизацией после четырех лет войны я сделал без колебаний. Но на корабле, который вез меня в Югославию, я был тем, кем числился в армейских бумагах. Первым доказательством тому послужила двойная порция рома, которую боцман налил мне из терракотовой фляги, равно как и пропуск, выданный мне штаб-квартирой Пятой армии маршала Тито. Потертый от времени, он до сих пор хранится в моем архиве. Там написано, что с девятого апреля 1945 года мне разрешается свободный проход по всем зонам, контролируемым партизанами. Пропуск подписан майором по имени Бранко Мамула, политическим комиссаром. Его подпись красуется под единственным известным мне предложением на сербско-хорватском: «Smaart Fascismu — Svoboda Narodu» (смерть фашизму — свобода народу). Если бы майор был в курсе настоящей цели моей миссии, то наверняка не дал бы мне такого пропуска. Мне было приказано явиться в штаб-квартиру британской части парашютистов-подрывников, которая базировалась в Задаре, а потом отправиться вместе с ними на полуостров Истрия. Официально нашей задачей было помешать отступлению войск русского генерала Власова, связавшего свою судьбу с немцами. Но на деле мы должны были наладить контакт с элитной частью Фашистской республиканской армии под командой князя Валерио Боргезе. Согласно некоторым донесениям, князь был готов сложить оружие к югу от Триеста, если союзники дойдут до него раньше, чем партизаны Тито. Даже сегодня я не знаю, насколько достоверной была наша информация. Мы так и не вступили в контакт с армией Боргезе, потому что партизаны, которые хотели взять Триест до союзников, остановили наших десантников к северу от города Пола. Здесь к нам пришло известие о капитуляции немцев в Италии, и мы вернулись в Задар.