Men from the Boys, или Мальчики и мужчины

Я последовал за Сид на кухню. Я страстно мечтал о тосте с сыром, хотя и понимал, что это вряд ли лучший момент для ужина.

— Разве нельзя вызвать мастера сейчас? — спросила она.

Она достала из кармана пальто желтую вязаную шапочку и натянула ее до самых ушей, перестав быть похожей на Лару из «Доктора Живаго».

— Я беспокоюсь о девочках, — сказала она. — Им пришлось ложиться спать в носках.

— Я постараюсь, — ответил я, и она кивнула, не особо впечатленная.

— Понимаю, уже поздно, — сказала она. — Но я заплачу, сколько бы ни запросили.

— Отлично.

Наши глаза на секунду встретились, и она отвернулась. Меня затрясло от обиды. А может, от холода. Но я был не виноват в том, что мой отец мог починить все, а я ничего. Я был не виноват в том, что отдал отцовский ящик с инструментами в оксфордскую благотворительную организацию «Оксфам».

Но я увидел, как смотрит на меня Сид, и меня ошпарило стыдом. Ее взгляд говорил — пожалуйста, напомни мне, кто ты такой, Гарри? Для чего ты здесь?

На лестнице раздались шаги. Пегги волокла чемодан. Я взял его и отнес вниз. Сид ждала ее. Пегги подошла к матери, и они крепко обнялись.

— Я правильно поступаю? — спросила Пегги. — Я не хочу никому помешать.

Сид кивнула:

— Оставайся с папой. Все правильно. Будь сильной ради него. Покажи, что ты любишь его. И оставайся позитивной. У него отличные врачи. Либерти хорошая медсестра. — Она прижала к себе дочь. — И у него есть ты.

На улице засигналила машина. Приехало такси.

Пегги посмотрела на меня. Она попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Я обнял и поцеловал ее.

— Раньше со мной не случалось ничего плохого, Гарри, — сказала она. — В смысле, плохое было, но не настолько. Это в первый раз. Мой отец заболел. И мир от этого изменился. Словно не осталось ничего незыблемого. Понимаешь, о чем я?

Я кивнул. Я очень хорошо понимал, о чем она говорит. И знал, что такой момент рано или поздно настигает всех.

Но Сид просто смотрела на нас, и ее лицо ничего не выражало, словно мое понимание было лишь притворством.

Когда на следующий день я вернулся от букмекера, возле нашего дома стоял белый фургон. «СУПЕРВОДОПРОВОДЧИКИ», — было написано на его боку, и рядом номер мобильного телефона, который я нашел после полуночи.

Входная дверь была открыта, и на улицу вышла Джони, держа в каждой руке потрепанную Барби. Она улыбнулась мне и пошла за дом, где возле мусорных баков стояла великанская коробка из-под нового холодильника.

В коробке уже сидела небольшая армия кукол.

Я вошел в дом и немедленно услышал гудение бойлера и почувствовал тепло. Сид была в футболке и джинсах. Она искала кредитную карточку, чтобы расплатиться с водопроводчиком.

— Давай я заплачу, — сказал я. — Возьмете наличными?

Водопроводчик оказался практичным старым кокни, напомнившим мне моих дядюшек. Он был из тех, кто бросил школу в четырнадцать лет, но в плане жизненного опыта мог дать фору любому доктору философии.

— Даже лучше, — ответил он. — Меньше писанины.

Сид смотрела, как я достаю из кармана смятую кучу пятидесятифунтовых бумажек. Джони вошла в дом и поскакала по лестнице. Я отделил несколько бумажек, включая щедрые чаевые. Водопроводчик отбыл, распространяясь о том, как нам будет тепло и уютно до конца зимы. Как только он ушел, я протянул Сид пригоршню пятидесятифунтовых банкнот. Она скрестила руки на груди и взглянула на меня.

— Дело не только в деньгах, Гарри, — сказала она.

— Господи, — изумился я. — Что опять не так?

Джони спустилась, держа в руках плюшевую обезьянку и куклу Братц, одетую в лыжный костюм. Я прикусил язык. Не при детях. Я ненавидел ссориться при детях. Джони радостно лопотала что-то своим куклам. Потом посмотрела на Сид.

— Можно мне надеть маскарадный костюм? Ладно? Я переоденусь?

— Отлично, — сказала Сид. — Маскарадный костюм — это здорово.

Когда Джони ушла, Сид спросила:

— Кстати, где ты их взял?

Я продолжал держать деньги:

— Возьмешь или нет?

— Забери свои деньги, — сказала она. — Я сама могу заработать.

Она улыбнулась, глядя на огромный ком красных купюр:

— Наверное, ты выиграл их, поставив на какую-нибудь тупую лошадь…

Потом посмотрела на мое лицо и захохотала:

— Боже мой, это правда?

— Чайниз-Рокс, — ответил я. — Двадцать пять к одному. Я поставил на него все, что было. Видишь, я не такое уж бесполезное существо.

— И ты так представляешь себе жизнь, Гарри? Вместо работы ставить на лошадей в окружении людей, от которых несет пивом и кебабами?

— Вот, — сказал я, всовывая деньги ей в руку. — Прекрати смотреть на меня как на квартиранта, задолжавшего арендную плату.

Она швырнула деньги мне в лицо. Они разлетелись по полу между нами. Мы стояли, уставившись друг на друга. И тут с улицы до нас донесся шум грузовика, забирающего мусор. Дверь была открыта, и шум был очень близким и очень громким. Было слышно, как звенят падающие в кузов бутылки.

— Джони, — проговорила Сид, и мы оба выскочили из дома на улицу.

Люди в желтых безрукавках. Пустые мусорные баки на тротуаре, ветер гонит черную крышку. И большая картонная коробка из-под холодильника в стальной утробе грузовика, уничтоженная, разрушенная, смятая.