Men from the Boys, или Мальчики и мужчины

Официантка ушла. Затем вернулась с обеими карточками, разрезанными на две части.

— Карточки компании, — объяснил я Марти, когда вышибала потянулся к нам своими мясистыми ручищами и ухватил за шиворот. — Они чертовски быстро их заблокировали.

Он проволок нас через толпу почти голых девушек, спрашивающих мужчин в костюмах, хотят ли те повеселиться. Он сделал это один. Это было оскорбительно. Думаю, было бы намного лучше, если бы у нас было по вышибале на каждого. А еще лучше было бы, если бы Марти не схватил ведерко со льдом и не швырнул ему в морду.

Все вышибалы набросились на нас.

Они вывели нас через черный ход. Только что стемнело. С соседних улиц до нас доносился шум машин. Начинался час пик.

Шеф-повар из соседнего ресторанчика покуривал в аллее косячок. Он бросил на нас взгляд и смотался. Я увидел, что вышибала, получивший в ухо ведерком со льдом, ударил Марти коленом между ног. Марти рухнул на землю.

Другой вышибала появился в дверях, неся две коричневые коробки. Содержимое наших столов. Мы оставили их в клубе. Какая чуткость с их стороны, подумал я, принести нам коробки. Затем я увидел, что вышибала вытряхивает коробки прямо на замусоренную аллею. Не скажу, что мне это понравилось. Потом кто-то ткнул меня под ребра. Я никогда не подозревал, что можно чувствовать такую боль.

— Только не по голове, — сказал один из них. — Бей их куда угодно, только не по голове.

Я стоял перед дверью Кена, пытаясь сдержать тошноту.

День куда-то исчез. Сколько времени мы провели в «Пусси Галор»? А сколько часов ждали в отделении неотложной помощи, пока нас заштопают? День провалился в небытие. От него почти ничего не осталось.

Как и от меня. Я безумно устал, ослабел от выпивки и побоев. Носоглотка была забита каким-то дерьмом. Одна сторона грудной клетки горела огнем. Я стер с подбородка что-то влажное и осторожно потрогал передние зубы кончиком языка, ощущая на них множество новых странных пиков и впадин.

Но медаль была у меня. Каким-то образом мне удалось не выронить медаль отца. Я потерял все — работу, чувство собственного достоинства, зуб, — но медаль осталась. И я верил — этот поганый день может закончиться не так уж плохо, если я отдам медаль отца «За выдающиеся заслуги» его старому другу.

Поэтому я нажал кнопку звонка. Потом нажал снова. И только после этого заметил, что в квартире абсолютно темно. Она выглядела заброшенной, потому что муниципалитет убрал разбитую дверь и установил вместо нее тонкую деревянную пластину, заключенную в металлическую решетку. Казалось, что ты находишься в оставленной всеми тюрьме. Я повернул назад, вечный сквозняк в коридоре выдавил у меня слезы из глаз, и я подумал, увижу ли когда-нибудь снова Кена Гримвуда.

На этот раз на бетонной лестнице не было ни души. Я ускорил шаг, слыша отдаленные крики и смех. Квартиры иногда были пустыми, но никогда тихими. И тут я увидел у основания лестницы его, лежащего на животе и жующего потерявший форму теннисный мячик.

Тайсон.

— Хорошая собака, — сказал я, перешагивая через него и одновременно нажимая кнопку ключа от машины. Машина издала короткий сигнал, оранжевые фары дважды вспыхнули. О, поехали отсюда поскорее, словно говорили они.

Но Тайсон утробно заворчал, вскочил и обхватил мое бедро мощными передними лапами. При этом он неистово переступал задними лапами и терся о меня. Я взглянул на его тупую морду, язык, далеко вываленный из мокрой пасти, смутный огонь желания в глазах.

— Плохая собака, — проговорил я и направился к машине.

Тайсон поволокся за мной, вцепившись в штанину, словно желая никогда со мной не разлучаться.

Я вернулся домой, когда церковный колокол в отдалении начал бить полночь.

Я немного помедлил перед дверью, вставив ключ в скважину, успокаивая дыхание и чувствуя, что мне уже за сорок.

Моя голова разрывалась от вопросов. Прожил ли я больше лет, чем мне еще предстоит прожить? Будет ли у меня когда-нибудь другая работа? Что сказать жене? Что сказать в химчистке?

В доме было темно. Но это не была заброшенная, пустая темнота, как в квартире у Кена. Это была темнота сна, отдыха, покоя, уютно сопящих под одеялами детей. Я почувствовал себя счастливым и постарался войти как можно тише.

Мимоходом я бросил на себя взгляд в зеркало, висящее в прихожей. Даже несмотря на то, что весь свет был выключен, я заметил ссадины и припухлости на лице, словно я брился хлебным ножом. Один глаз закрыт. Спереди на рубашке кровь. На штанине джинсов остались следы любви Тайсона. Я тряхнул ногой, сморщившись от отвращения. Моя картонная коробка вся разлезлась. Я тупо уставился на нее, не понимая, почему до сих пор не выбросил.

Я слушал спящий дом, мое тяжелое дыхание, казалось, могло всех перебудить, и я чувствовал себя какой-то ночной тварью.

Затем я вошел в гостиную и включил свет.

Они все были там, ожидая меня с шампанским, широкими улыбками и подарками. Ждали, когда я приду домой с работы. Ждали, чтобы отпраздновать день, когда я родился.