Мэн-кэ

Дин Лин Мэн-кэ

1

В один из сентябрьских дней несколько девушек-студенток играли на кортах в теннис.

– Смотри-ка, Нос! – неожиданно воскликнула одна из них, обращаясь к подруге.

Не понимая, в чем дело, та отскочила в сторону, вытащила из сумочки носовой платок и стала с силой тереть нос.

Мяч, пущенный из-за сетки, больно ударил кричавшую по ноге. Она только охнула и обеими руками схватилась за ушибленное место. Все заулыбались.

– Что смешного? Вон, видите? Красноносый идет! По террасе шел низенький толстый преподаватель.

Студентки, поступившие в училище совсем недавно, еще не успели хорошо познакомиться с преподавателями. Однако нос этого толстяка, красный, как спелая вишня, невольно привлекал внимание, и за него учителя прозвали Красноносым.

У него были и другие отличительные черты: раскосые глаза под слегка припухшими веками; привычка теребить во время ходьбы редкие рыжие волоски, торчавшие на макушке. Или этот бесконечный кашель. Мокрота клокотала у него в горле, перекатываясь вверх и вниз, но никто не видел, чтобы он хоть раз сплюнул.

И вот сейчас этот преподаватель выходил из восьмой аудитории. На багровом лице в глубоких морщинах блестели жемчужины пота, он ожесточенно тер рукой лысину. Кожаные подошвы громко шаркали по каменным плитам, будто предупреждая владельца и в то же время сетуя на собственную судьбу: «Ах! Ну хоть немного потише! Не то сапожник А-эр снова будет проклинать нас!»

Учитель, видимо, был чем-то рассержен и, широко шагая, направлялся в преподавательскую.

Все, кто находился на спортивной площадке, засуетились и поспешили в восьмую аудиторию, включая и девушек, которые тотчас же прекратили игру. Им не терпелось узнать, что случилось.

– В чем дело? – одна из студенток протиснулась вперед и широко распахнула дверь, в которую с шумом ввалилась толпа.

В аудитории несколько студентов о чем-то тихо переговаривались, возмущались и кого-то ругали. У занавеса на низенькой кушетке, обитой темно-красным плюшем, сидела девушка-натурщица и молча утирала слезы. Увидев ворвавшихся в аудиторию студентов, она упала на кушетку; плечи ее судорожно вздрагивали под платьем, прозрачным, как крылышки цикады.

– Эй, что здесь случилось? – спросила студентка, открывшая дверь.

Никто не ответил. Все стояли молча, с подавленным видом.

У стены, возле третьего мольберта, неподвижно, как изваяние, стояла другая девушка в длинном черном платье и безучастно глядела на собравшихся большими глазами. Наконец она медленно опустила густые ресницы, приблизилась к натурщице и. обхватив ее обеими руками за голову, заглянула в лицо. Та еще сильнее заплакала.

– Не надо так убиваться! Вытри слезы!

Она старательно поправила на девушке платье и протянула руку, чтобы помочь ей встать. Но та порывисто бросилась ей на грудь и снова судорожно зарыдала.

Немного успокоившись, она медленно подняла растрепанную голову и. продолжая всхлипывать, воскликнула:

– Все из-за меня!.. Ты… Как мне тяжело…

– Ах! Стоит ли об этом говорить! Я ничего не принимаю близко к сердцу! Утри же слезы, я провожу тебя.

Но в это время к ним подошел длинноволосый юноша и попросил ненадолго задержаться – он очень сожалеет. что произошла неприятность, и ему хотелось бы выяснить подробности, поэтому он намерен созвать собрание.

Тут заговорили все вместе. Каждый старался высказать свое мнение; шум голосов напоминал треск гороха, лопающегося на раскаленной сковородке. Никто не слушал друг друга.

– Хватит вам! – раздался громкий голос девушки в черном платье. – К чему устраивать собранно? Мы в нем не нуждаемся.

Держа под руку плачущую натурщицу, она выбралась из толпы и торопливо направилась к двери.

В аудитории поднялась еще большая суматоха.

– Кто это?

– Мэн-кэ, с третьего курса, – прокричал один из студентов на ухо своему товарищу среди невообразимого шума голосов.

Потом все успокоилось и пошло своим чередом. Только Мэн-кэ больше не появлялась в училище. Как обычно, краснел нос Красноносого, когда он шествовал по террасе в класс или ооратно. Прошло два месяца, пока удалось подыскать другую девушку, которая за двадцать юаней в месяц согласилась дважды в неделю выполнять обязанности натурщицы.

Мэн-кэ была дочерью отставного тайшоу. В молодости отец ее жил на широкую ногу; он был остроумным собеседником, умел пить вино и тратить деньги, с утра до поздней ночи он развлекался и веселился с гостями. Любители вина и поэзии, скупщики антикварных вещей, произведений каллиграфии и живописи увивались вокруг него, стараясь ублажить. Случалось, он но целым дням пропадал на скачках и петушиных боях. В конце концов он промотал оставленные ему в наследство триста му земли, и ему не осталось ничего иного, как поступить на службу.