Менады

Ну хватит: я больше не мог оставаться наблюдателем и, уже чувствуя себя причастным к этому беснованию меломанов, помчался к сцене. Прыгнув туда с разлета, я оказался среди совершенно невменяемых людей, которые с остервенелым воем вырывали инструменты у скрипачей (скрипки хрустели и лопались, точно огромные рыжие тараканы) и уже начали сбрасывать самих скрипачей в партер, где на них с объятиями наваливалась толпа и они исчезали один за одним в разгоряченной людской гуще. Я, тем не менее, не испытывал ни малейшего желания примкнуть к этому разгулу страстей: мне, как ни странно, лишь хотелось видеть, что происходит в этом разнузданном действе. Остатки разума еще позволили мне задаться вопросом, почему музыканты не поудирали за кулисы, но тут же сообразил – почему: толпы почитателей, буквально забившие оба крыла сцены, образовали кордон, который, грозно надвигаясь, подминал под себя скрипки, подбрасывал вверх пюпитры, не переставая аплодировать и надрывать глотки, и все это сливалось в такой беспрерывный грохот, что он уже воспринимался как тишина. Прямо на меня с кларнетом в руках оторопело бежал какой-то тип и я, представьте, чуть было не схватил его, чуть было не подставил подножку, чтобы и он достался разъяренной публике. Но все-таки не посмел, и сеньора с изжелта-серым лицом и глубоким декольте на груди, где прыгало огромное количество жемчужин, глянула на меня с откровенной ненавистью. Схватив слабо взвизгнувшего кларнетиста, который попытался прикрыть свой драгоценный кларнет, она поволокла его за собой. Но какие-то двое отняли у притихшего кларнетиста инструмент и потащили беднягу в партер, где поднималась новая волна людского неистовства.