Менахем-Мендл. Новые письма

Шейна-Шейндл

(№ 221, 04.10.1913)

44. Менахем-Мендл из Егупца — своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку. Письмо двадцать седьмое Пер. А. Френкель

Моей дорогой супруге, разумной и благочестивой госпоже Шейне-Шейндл, да пребудет она во здравии!

Прежде всего, уведомляю тебя, что я, слава Тебе, Господи, нахожусь в добром здоровье, благополучии и мире. Господь, благословен Он, да поможет и впредь получать нам друг о друге только добрые и утешительные вести, как и обо всем Израиле, — аминь!

Затем, дорогая моя супруга, да будет тебе известно, что я в Егупце! То есть не в самом Егупце, а возле Егупца, по ту сторону Егупца, в Слободке, которая числится в Черниговской губернии[529]. Ты ведь, вероятно, спросишь: что я тут делаю? — Все из-за Бейлиса! Писатели со всего света съехались сюда из-за Бейлиса, и я среди них, и ничего другого тут не слышно, как только Бейлис, Бейлис и Бейлис — повезло же человеку! Я ни сном ни духом не ведал, что окажусь ни с того ни с сего в Егупце, я бы сейчас, уж поверь мне, отправился лучше домой, к вам в Касриловку то есть, повидать тебя, дорогая моя супруга, детишек, чтоб они были здоровы, всю семью — столько времени не виделись! Но я в том виновен так же, как Бейлис — в том, в чем его обвиняют. Вот послушай.

За полминуты до моего отъезда из Вены, с конгресса, я уже и в дорогу был собран, приходит мне из редакции телеграмма, к тому же срочная: «Непременно сию минуту поезжайте Егупец дело Бейлис».

Получив такую бомбу, я остолбенел: во-первых, на что мне сдался Егупец и этот самый Бейлис, который мне не брат и не сват? Во-вторых, ну как я могу объявиться в Егупце — откуда у меня правожительство? Иду я и отбиваю телеграмму в редакцию, тоже срочную: «Строчите немедленно какой надобность какая правожительство?»

Ответ приходит довольно сердитый — редактор мой, как известно, человек строгий: «Не будьте Менахем-Мендл — не спрашивайте глупости говорят Егупец так Егупец!»

Нельзя же быть свиньей, приходится ехать в Егупец! С другой стороны, а где мне взять правожительство? Ладно, где наша не пропадала, — как говорит твоя мама: «Что со всем Израилем, то и с реб Исроэлом…»[530] И в самом деле, мало ли евреев приезжают изо дня в день в Егупец безо всяких признаков правожительства — и что? Умирают они от этого? Значит, так: прибываю я в Егупец поздно вечером. На улице тьма кромешная, сыро, холодно, а я как раз доволен тем, что темно. К чему мне, чтоб меня видели? Не из страха — чего мне бояться? Разве я что-нибудь украл? Или человека убил? А так просто, терпеть не могу иметь дело с полицией… Беру извозчика и говорю: «Пошел!» А извозчик спрашивает: «Куда?» А я ему снова: «Пошел!» Вот мужичья башка — говорят ему «пошел», так ему мало!

Короче, еду я и между тем думаю: что делать? Куда податься? Ведь не успею ступить, как укажут мне путь куда следует… Я ведь когда-то, не нынче будь помянуто, был здешним, хорошо знаю, каково на вкус наше изгнание, когда где днюешь, там не ночуешь, и дрожишь, словно вор, и валяешься, запуганный, всю ночь на чердаке или же, замерзший как собака, в подвале, и прочее подобное, по сравнению с чем муки преисподней — игрушки. В голове крутится: вертайся, то есть не повернуть ли извозчика обратно на вокзал, взять билет и — марш в Касриловку, то-то будет праздник? А с другой стороны, думаю: заработок! Раз редакция велит — так никаких отговорок, а то ведь и без места, избави Бог, остаться можно! Плохо… Что же делать? Вспоминаю: ба! У меня же в Егупце добрый друг имеется, только что в Вене на конгрессе познакомились, обнимались да целовались! Это тот самый учитель, знаток святого языка, который сперва одной рукой едва не прикончил наш жаргон, но с которым потом мы стали не разлей вода.

Адрес его у меня записан. Живет он где-то на Подоле, на Нижнем Валу. Добрый малый, думаю, в нужде не оставит. А с другой стороны, он же не бог весть какой богач? Не беда. От бедняка порой скорее добра дождешься, чем от богача, — готов поклясться! Недолго думая, обращаюсь я к своему мужику: «Пошел на Подолы, Нижний Вал!»