Менахем-Мендл. Новые письма

Так говорит мой тесть — и как подскочит! Он еще несколько раз попробовал поговорить со мной, и каждый раз раздавался голос тещи: «Борех! Борех?», и каждый раз он тут же подскакивал: «Сейчас, тотчас же, я уже иду, иду, иду!..» Он было воспрянул, когда после того, как мы перекусили перед праздником и произнесли «Биур хомец»[581], ему дали чистую рубашку и сказали, что мы можем идти в баню. Там, подумал он, мы сможем хоть словом перемолвиться. Но как раз в этом он, бедняга, весьма ошибся. В бане на меня все набросились как пчелы, как голодная саранча, чуть заживо не съели. Каждый хотел, чтобы я ему рассказал, что происходит в Егупце, правда ли, что все там обанкротились[582], осталось ли хоть чуток денег у Бродского, и чем кончится дело Дрейфуса, и сколько еще оно может тянуться, и как это так вышло, что Англия так долго пачкается с бурами, и еще множество вопросов стали мне задавать со всех сторон, рвать меня на кусочки, не оставили меня наедине с тестем ни на минуту, не дали словом перемолвиться. То же самое случилось, когда мы пошли покупать вино для «четырех бокалов». Пришли мы с тестем к Идлу-виноторговцу в винный погреб, все опять давай со мной здороваться со всех сторон, и тут же начался разговор о вине из Земли Израиля. Идл-виноторговец (сильно он постарел, до срока) твердит, что нет никакого вина из Земли Израиля, не было и не будет! Но тут какой-то молодой человек из нынешних заявляет, что он сам читал в газете…

— Что мне газета, какая такая газета! — кричит Идл-виноторговец. — Ложь и вранье! Это все выдумали эти ваши бездельники, сионисты!..

— Чтобы мне так дожить до всего хорошего, — заявляет тут этот несчастный молодой человек, — как я сам видел вино из Земли Израиля, и вот вам доказательство — оно называется «Кармель»[583] и продается в Егупце во всех лавках.

— В Егупце, говорите? — сразу встревает несколько человек. — Вот у нас человек из Егупца, Менахем-Мендл, зять Борех-Гершла, мужа Леи-Двоси! Давайте спросим Менахем-Мендла, уж он-то знает!

Я хочу слово сказать — не дают: на каждое слово — десять вопросов, и, прежде чем отвечу хоть на один, мне задают еще десять новых. «Почему вино из Земли Израиля называется „Кармель“?.. Это действительно вино из Земли Израиля или из Кармеля?.. Как оно попадает сюда из Земли Израиля и сколько стоит?.. Кто его там делает?.. Еврейские колонисты, то есть прямо-таки наши колонисты?.. А сколько у нас колоний в Земле Израиля, как они называются и какое имеют отношение к барону Ротшильду?..[584] Ротшильд?.. А сколько он стоит?.. У кого больше денег — у Ротшильда или у Бродского?.. Почему это Ротшильд сионист, а Бродский — нет?.. А правду ли говорят, что Герцль-доктор покупает Землю Израиля у турок для сионистов?.. И как называются в Егупце те акции, которые Шолом-Алейхем описал в своих книжках?.. Кто он такой, этот Шолом-Алейхем на самом деле, если он наш, мазеповский?..»

— Пошли, — говорит мне тесть, — нигде не дадут слова сказать!

Только гораздо позже, уже за харойсесом[585], мы смогли с тестем перекинуться парой слов, но только парой, потому что теща сразу начала вопить:

— Борех! Борех?

— Сейчас, тотчас же, я уже иду, иду, иду!

Тем временем женщины принарядились к празднику, надели украшения, прямо царицы. Теща надела темно-зеленое с разводами шелковое платье и на голову — желтый в цветочек шелковый платок, а Шейна-Шейндл — желтое в цветочек шелковое платье и на голову — темно-зеленый с разводами шелковый платок. А я побежал к себе в спальню переодеваться к празднику, как и положено «царю», и тем временем схватил листок бумаги, и пишу Вам это письмо, и прошу Вас, дорогой друг, не сердитесь, что письмо написано вот так, в спешке, что делать — канун Пейсаха! Даст Бог, в холамоед, если Бог позволит и я смогу, напишу Вам обо всем подробно.

Ваш преданный друг

Менахем — Мендл

Главное забыл. Не суждено человеку получать удовольствие на этом свете. Кажется, все вокруг было красиво, мило и празднично, так должно было случиться несчастье — забежала, никто не знает как, в кухню собака и сожрала «шейки»[586] и прочие вкусности, которые были приготовлены для сейдера. Тут поднялся такой гвалт, крик — небеса разверзлись! Я было подумал, что кто-то убился, или пожар, или кто-то на кого-то, не дай Бог, вылил кипяток из печки. Все кричат друг на друга, и крики сливаются в единый ор. Шейна-Шейндл кричит на прислугу, прислуга кричит на хозяина: хозяин, дескать, во всем виноват, потому что хозяин у нас, дескать, безрукий, когда идет, никогда не закрывает дверь как следует… Но больше всех слышно тещу:

— Ой, горюшко, беда, громом разразило! Когда все говорят «спятил», так надо верить… Дурак — хуже чем враг, вечно у него все не так, хуже бездельника… Поди знай, что он оставит открытой дверь и как раз накануне Пейсаха в кухню залезет собака… И почему она набросилась как раз на «шейки»?.. Уж как не повезет, так не повезет… Эти гости (это она меня имеет в виду)… И что теперь делать? Борех! Борех?

— Сейчас, тотчас же, я уже иду, иду, иду!