Меня нашли в воронке

- Еще Валдис Пельш, - поправил его Семененко.

- Ах да, эй, Пельш, ты кто?

Тот только хрипел в ответ.

Юрка пригляделся к погонам:

- Два ромба на погонах, три в петлицах… Гаупт! Ребят, да мы гауптштурмфюрера в плен взяли!

- Ого! - Еж обрадовался так, что аж подпрыгнул. - Ни разу еще офицера СС живого не видел!

- Ты недавно вообще фашистов только в кино видел… Эй, имя какое, враг народа? - дед легонько пнул латыша в бок.

- Чего это только в кино-то? Они у нас регулярно попадаются, скинхедами называют, азербайджанцев лупят, на стенах про величие России пишут.

- Еж, помолчи, потом расскажешь. - Юра нагнулся и стал обшаривать карманы офицера. - Есть зольдбух… Гауптштурмфюрер Герберт Цукурс… Лиепая, год рождения тысяча девятисотый… Место службы… Черт разберет этот немецкий!

Второй… батальон, ага! Ди… Леттише фрай… вилли… виллиген… бригаде… Тьфу ты… Чего это такое?

- Доброволец латышский, и так ясно. Ладно, давай пока свяжем и сходим посмотрим, чего там наши-то делают?

Пламя к тому времени уже спало, только кое-где чадили останки эсэсовцев. Пахло жареным мясом. Еж остался караулить пленного, дед же с Юркой пошли на островок по вонючему перешейку.

По пути Юра ругался сам на себя:

- Ну как же так, винтовку то я не проверил… Мушка сбита была… Вот ведь, а? Ведь знаю же, все почистил, в порядок привел, а вот мушку не проверил.

- Так ты что, не стрелял из нее?

- Нет… Пока тут сидели одни, старались не шуметь, когда вы появились - опять не до шума было.

- Наука… Эй, вы там! Целы? - гаркнул дед.

- Ага! - Ответил кто-то, похоже, Вини.

- Сюда давайте, мы тут пленного взяли!

Ритка старалась не смотреть на скрючившиеся обожженные трупы, сквозь обуглившуюся черную корку которых, просвечивало красное мясо. Странно, но какой-то гордости или удовлетворения она не чувствовала. Наоборот, отвращение к самой себе.

Наконец, страшное место осталось позади.

Они подошли к связанному эсэсману, возле которого сидел Еж. Андрейка пояснял тому, что латыш реально неправ. И сейчас не прав и в контексте политическом тоже. И что еще проситься будете обратно к России, но уже поздно будет - не возьмем.

- Чего, Еж, политинформацию ч-читаешь? - спросил Юра.

- Объясняю ему важность момента. Чтобы проникся.

- А смысл? Все равно сейчас в расход пустим, чтоб не дышал. А то вон как ему больно дышать-то…

Гаупт вздрогнул на этих словах деда.

- Глико-чо! - удивился Кирьян Васильевич. - Понимает по-человечьему!

- К-куда он денется…

- Понял? А я тебе, что говорил? Или все расскажешь, или шлепнем на месте! - и Еж убедительно клацнул затвором.

В этот момент подал голос Вини, внимательно изучавший офицерскую книжку гауптштурмфюрера:

- А ведь я его знаю…

- Чего? - удивились все в один голос.

- Это тот самый Герберт Цукурс. Я про него в универе доклад делал…

- В к-каком универе? - переспросил Юра.

- Ребят, вы чего? Я же историк, все-таки. Он летчиком был до войны. Популярный был, как у нас Чкалов. А в июле сорок первого перешел к немцам служить. В команде некоего Виктора Арайса служил. Так что ли?

Вини сел на корточки перед полулежащим Цукурсом.

- Четвертого июля сожгли заживо в рижской Большой хоральной синагоге около полутысячи евреев. Так?

Цукурс зло прищурился, не отводя взгляд от студента, но не говорил ни слова.

- Восьмого декабря расстреляли около трехсот детей в больнице на улице Лудзас. Так? Это же вы с Арайсом на груди у себя новорожденных разрывали руками! Так? К началу декабря 1941 года, согласно отчёту СС-айнзацгруппы «А», в Латвии было уничтожено уже более тридцать пять тысяч евреев, а за всю войну, из более чем восьмидесяти тысяч латышских евреев, уцелеет только сто шестьдесят два человека. Кстати, историки потом долго спорить будут, кто из вас эту знаменитую фразу сказал: «Что за латыш, если он не убил ни одного жида?»

- Вы странные, какие-то… - вдруг прохрипел Цукурс. - Много знаете… Жалко я вас не прибил… Краснопузые сволочи!

- Но, но! - приосанился дед. - Это еще посмотреть надо - кто краснопузый, я или ты, ирод балтийский!

И плюнул ему в лицо:

- Ритулька, девонька отойди-ка… - ласково сказал Кирьян.

Она молча покачала головой. Мол, не пойду.

Латыш чего-то заругался на своем языке, когда дед приставил винтовку к лицу.

Дед крякнул:

- Чего бармишь? Молишься ли чего?

Цукурса аж затрясло. Он вспотел так, что на носу повисла мутная капля пота.

- Не молишься, лаешься… - констатировал факт дед…

- Погоди, Кирьян Васильевич, чего-то эта сука уж очень легко отделаться хочет, - отвел винтовку Валера. - Давай-ка его по-конокрадовски…

- Это как? - заинтересовался Еж.

- А так, - ответил дед, - берешь конокрада - за руки, за ноги - и с размаха о пень. Грудью.

- Нафиг, - ответил Еж. - Я вот читал, может его к двум березкам привязать за ноги. Дугой согнуть и отпустить. Порвут его деревья, как тузик грелку.

- Быстро слишком, - вмешался Валера. - Привязать его задницей голой на муравейник, через три дня сдохнет.