Меня нашли в воронке

— Можно было и запаковать, чтоб не побились. Вот этот… Кеторол. Пока таблетка рассосется, сколько времени пройдет? А инъекция удобней. Раз и готово. Правда, дозу не знаю…

— Радуйся, что хоть это Бог послал. А то все ему не так… Ты скажи, когда девоньку на ноги поставишь?

— Уже. Сегодня отоспится еще. И завтра можете уходить, куда глаза глядят.

— Эх-хе-хе… Пока они у нас никуда не глядят. Так ведь, Ритулька?

Она молча прикрыла глаза. А дед-то прав. Чернышевский вопрос до сих пор висел в воздухе.

— Ладно, завтра решать будем. — Сказал дед…

Только завтра наступило совсем не так.

Сначала было все как обычно.

Пришла тетя Шура и принесла завтрак. Потом доктор Валера поинтересовался состоянием «больной».

Состояние было хорошим.

Тётя Шура принялась мыть пол, а Валерий Владимирович куда-то ушел.

А после на улице чего-то загрохотало, заргрохотали пьяным смехом чужие мужские голоса. И заголосили бабы.

Рита подошла к окну и тут же отпрянула.

На центральной площади села, прямо напротив окон больницы, остановился крытый грузовик. Рядом с ним живописно расположился десяток немцев в камуфляже. Кто-то сидел на корточках, кто-то навалился на борт грузовика. Они равнодушно наблюдали, как мужики с белыми повязками на рукавах сгоняли баб и детей на площадь.

Наконец все собрались. Из кабины грузовика вышел к толпе офицер.

Он заложил руки за спину, качнулся на каблуках и что-то заговорил.

Рита не слышала, что он вещал. Но поняла его речь, когда полицаи отделили часть толпы и погнали ее в полуразрушенную, непонятно кем, церковь.

Гансы открыли стрельбу. Короткую. Очередями. Над головами и по земле.

Люди завизжали так, что задрожали стекла.

Немцы у грузовика засмеялись. А офицер зачем-то отряхнул штаны и пошел к своим солдатам. Они лениво приподнялись. Их командир что-то рявкнул и фрицы лениво разбрелись двойками в разные стороны.

А от полицаев отделился человек, прихлебывая по ходу из фляжки, и направился в сторону больницы.

Рита метнулась в кровать и прикрыла глаза.

Накрылась серым шерстяным одеялом и стала ждать. Ожидание было долгим, но быстрым. Секунды неслись, тянувшись.

И вот, наконец, загрохотали сапоги в коридоре. Дверь распахнулась.

На пороге, криво ухмыляясь, стояла женщина.

В грязных сапогах — почти по колено — в ватных штанах, с белой повязкой на руке и немецкой пилотке на голове.

Но женщина.

— Спирт есть? — шаря глазами по углам, спросила она. — Чего молчишь? Где тут главный в этой богадельне?

Рита перестала притворяться и открыла глаза:

— Не знаю… Доктор куда-то ушел…

— Да? — нетрезво ответила гостья и опять хлебнула из фляжки. — Красивый?

— Не знаю… — растерялась Рита. Уж чего-чего, а этого она не ожидала.

— А спирт у него есть? — гостья, явно пьяная уже давно, сползла по выбеленной стене на вторую пустую кровать у окна.

— Тоже не знаю…

— Ну и хер те во все места… — Равнодушно ответила баба. — Меня Танька зовут. А тебя?

— Рита. — Честно ответила Рита.

— Ага… Рита… Будешь, Рита, шнапсику?

— Нее… Мне нельзя.

— Гонорея что ли? Пройдет. У меня тоже гонорея была. И чего? И ничего. Жива. И немножко здорова. Так что — на. Выпей. За меня и за себя.

Баба протянула девочке фляжку.

Рита осторожно высунула руку из-под одеяла. Взяла флягу. Понюхала. Фляга пахла бардой. Но она, задержав дыхание, все-таки, глотнула.

Едкая и сладковатая жидкость обожгла горло. Нос сразу заложило, а глаза заслезились.

— О-ой… — только и смогла сказать Рита.

А Танька довольно засмеялась.

— Крепкий? Ну, это хорошо. Когда шнапс и мужик — не крепкие, это плохо. Мужик он, что шнапс. Должен тебя брать до самого нутра. Ты с мужиком-то была хоть раз?

— Э-э-э… Ну…

— А я была. И не раз. И сегодня буду. Правда не с тем, с кем хотелось бы… Кого хотелось — я того убила.

— Не понимаю…

— А чего тут понимать? Хотя ты — девка. Ты — поймешь. Я санинструктором была. Когда после боя очнулась — он рядом лежал. Я, говорит, Колька Федчук. А ты, говорит, кто? А я ему — я Таня. А мне так холодно было. А кругом трупами пахнет. Я ему в воротник ткнулась, чтобы запах живой. А он давай меня расстегивать везде. Два месяца мы с ним. Я ему портянки в воронках стирала. Руки красные были. А потом говорит: «Знаешь, моя родная деревня неподалеку. Я туда сейчас, у меня жена, дети. Я не мог тебе раньше признаться, ты уж меня прости. Спасибо за компанию» Вот все поняла и простила. А «спасибо за компанию» простить не могу. Выпей! — Протянула она снова фляжку Рите. Какой-то порченый, темный ее взгляд буровил девушку.

Та опять глотнула. Странно, но вторая пошла легче. Танька, чуть расслабив складку между бровей, в ответ махнула фляжкой и глянула под кровать:

— Спирт, интересно, где?… Я долго бродила. Леса, леса… Деревни. Потом меня ЭТИ… — она презрительно кивнула в сторону окна — …нашли. На, говорят, выпей. И стакан в руки. Я выпила. Голова кругом сразу. Они меня выводят. И на, говорят. Пулемет тебе. Стреляй. А я же с детства Анкой-пулеметчицей быть хотела. Вот и стоит кто-то передо мной. А я Кольку вижу. И стреляю по нему, стреляю… Шнапс кончился…

Танька вытрясла в рот остатки из фляжки.