Меня не проведешь

Лицо девочки сразу вытянулось. Ее губы сжались в тонкую нитку, а глаза стали похожи на глаза обиженного ребенка.

— Конечно, это может случиться, — сказала она, — действительно, недавно нам вернули колье… Но мы сразу его заменили. К тому же в фирме есть эксперт, к которому вы можете обратиться, чтобы таких эксцессов не было. У него просто иногда пролетает мимо, он один и очень устает… Знаете, как бывает в конце рабочего дня? В целом он очень хорошо работает и практически не пропускает стразы.

Я почувствовала, что девочка обиделась. Мягко дотронувшись до ее руки, попросила прощения и пообещала завтра же прийти именно к ним за подарком для «мамы».

Конечно, было жалко ее обманывать. Но самое главное я выяснила — увы, в фирме «Клондайк» все-таки были случаи сбыта фальшивок. И думаю, что они случались чаще, чем этого хотелось продавцам. Просто не каждый потащится к эксперту проверять подлинность украшений. Большинство либо ленятся, либо наплевательски относятся к своим потребительским правам и обязанностям. Технику сбыта она тоже мне нечаянно открыла: если начиналась заварушка, обиженному тут же вручался подлинник с извинениями, а дубликат из стразов оставался ждать своего часа, когда явится некий лох, которому лень тащиться проверять.

Конечно, пока это было только на уровне догадок. Я не могла обвинить кого-то, мне неизвестного, только на основе предположения. Сейчас все пути вели к Чернецову, подобно тому, как все дороги вели в Рим.

Глава 5

Мысль о том, что Михи больше нет и никогда не будет, взрывала Алинину душу болью, заполнявшей все пространство ее организма с быстротой реактивного самолета. Она ощущала эту боль физически, мелкие иголки впивались изнутри и мешали дышать. Иногда она останавливала себя, убеждая, что надо держать себя в руках, потому что, когда она найдет убийцу… Алина знала, что она сделает, когда найдет того, кто убил ее Михаила.

Конечно, это был не Андрей — теперь она знала это четко. Не снимая с него вины за то, что он следил за ними, она вынуждена была, по здравом размышлении, признать, что в убийстве Андрей замешан не был.

Алина сумела настолько сдержать себя, что никто и не заподозрил, какие мысли бушуют в ее голове и какие планы она строит.

Теперь Алина засыпала только с одной фантазией, становившейся для нее маниакальным спасением: в этой предсонной грезе она, Алина, стояла с револьвером, а некто неизвестный на коленях молил о пощаде, но Алина поднимала револьвер, целясь в расплывчатое незнакомое лицо. В это время на Алину нисходил спасительный сон, мешая ей ухватить тот момент, когда лицо обретет черты. Алина верила, что черты обретают четкость, как только она засыпает, и тогда этот человек встает с колен, отряхивая пыль с брюк, потирает руки и смотрит на спящую Алину с усмешкой садиста: «Ну что, опять обломалась?»

Почему-то герой Алининых кошмаров был повторением силуэта с последней картины Михаила, названной им «Предчувствием», от которой веяло могильным холодом, вишнями и еще каким-то чисто церковным запахом. Картину у Алины забрали, поскольку музей решил сделать выставку памяти художника, и теперь Алина ждала, когда выставка откроется и она сможет простаивать там часами в надежде наконец-то поймать ускользающие черты убийцы.

Алина достала из ящичка трельяжа маленький револьвер, прижала его к груди. Когда-то они с Михаилом откладывали деньги, чтобы купить ему мастерскую. Денег скопилось не очень-то много, но на эту игрушку хватило. Алина превращалась в прежнюю себя только тогда, когда прижимала его к груди. Вот и сейчас она напоминала скорее Мадонну с младенцем, чем женщину, помышляющую об убийстве.

В дверь позвонили. Алина со вздохом убрала револьвер в ящик и пошла открывать.

* * *

Было в нем что-то от хорька. То ли это впечатление создавала оправа очков, позолоченная и тонкая, как-то сразу мельчащая черты его лица, и без того неприятно-острые, то ли дело было в носе, длинном и тонком, сужающемся к кончику. Взгляд его глазок находился в несоответствии с преувеличенно подобострастной улыбкой. Кроме того, ему не хватало в лице мягкости и интеллекта — все это было заменено на маску интеллекта и мягкости, через которую проглядывала хищная хитрость.

Так что он был мне весьма неприятен. Он же явно приглядывался к моей скромной особе.

— А кто вы, собственно? — поинтересовалась я.

— Лапин, Олег Васильевич, — представился он галантно и отчего-то противно, — заместитель Чернецова.

— Конечно, мне бы лучше поговорить с ним, — откровенно вздохнула я, так как перспектива вести беседу с этим пренеприятным типом меня не радовала, — так что я уж лучше подожду. Извините.

— Да ничего, ничего, — улыбнулся он, всем своим видом показывая, сколь глубоко он огорчен моим отказом, хотя на самом деле его взгляд говорил обратное: «Леди с возу — фаэтону легче».

Он наконец-то расшаркался и исчез в отлично кондиционируемом кабинете.