Меня не проведешь

Я подпрыгнула. Предположим, тебе говорят, что ты можешь обратиться к имярек по поводу неплохой денежной работы, ты приходишь, имярек отсутствует. Когда сегодня я пришла к Чернецову, который отсутствовал, к кому меня направили? К господину Лапину, вестимо… И это я такая наглая и дошлая девица, что мне только Чернецова вынь да положь, а Михаил Полянов, похоже, наглостью не обладал. Плюс к этому — может быть, он вообще вздохнул с облегчением, что можно устроиться на работу, минуя человека, которому принадлежит твоя возлюбленная?

Ну вот, Танечка, умница ты у меня, и невзирая на исару, а как здорово соображаешь-то! Как головка у тебя неплохо работает! И как же это никто тебя по достоинству не ценит, алмаз ты мой неограненный?

Так, значит, у меня опять Лапин перед очами. Возник, улыбается и не подозревает, бедняжечка, сколь много во мне коварства. Конечно, возможность получить в огранщики такого мастера-аса, как Полянов, Лапина окрылила. Он-то знал, что Михаил сделает шедевр из чего угодно, даже из пивной бутылки. Удача шла к нему в руки. И сначала все было хорошо. Михаил работал, возможно, даже не подозревая, какие гадости творятся его руками…

Я шла прямо по своей логической цепочке, даже не используя советы моих магических костей. То есть я как раз собиралась посоветоваться с ними на предмет моей правоты или отсутствия оной, как мой телефон издал призывную трель, и я услышала в трубке сдавленный, почти неузнаваемый голос Елены:

— Помогите, Таня! Прошу вас! Мне срочно нужна ваша помощь!

Договорить она не успела. Кто-то нажал на рычаг, и наша связь прервалась. Мне было некогда размышлять, откуда у нее мой телефон — могла узнать у Чернецова. Я быстро оделась и уже через две минуты мчалась по направлению к ее дому.

* * *

Еще через десять минут моя машина, явно удивившаяся моему лихачеству и даже, как мне показалось, слегка им недовольная, резко взвизгнув тормозами и фыркнув, как рассерженная лошадь, остановилась во дворе поляновского дома. Я взлетела по лестнице и, к собственному ужасу, обнаружила дверь Елениной квартиры настежь распахнутой. Сердце мое сжалось в комок и сделало все возможное, чтобы выпрыгнуть из груди, нимало не заботясь, что же будет со мной, его хозяйкой.

Я остановилась на мгновение, чтобы перевести дыхание. В квартире было тихо. «Боже мой, — подумала я, — если с Еленой что-то произошло, какой мерой мне измерить свое негативное отношение к ней? Когда же наконец я перестану по-детски определять людей по внешним признакам? Ну, не всем удается родиться с обаятельной внешностью».

В комнату я вошла почти на цыпочках, как будто боясь напугать установившуюся там тишину, и медленно, неслышно прошла в Еленину спальню.

Она лежала на кровати, привязанная к спинке поясом от халата, рот ее был плотно заткнут кляпом, и, на мой взгляд, она была испуганной, во всяком случае, свойственное ей высокомерное выражение напрочь исчезло с ее лица.

Подойдя к ней, я убедилась, что Елена Полянова, к счастью, жива и относительно здорова.

На сей раз ее явно обрадовала встреча со мной, и, когда я уверенной рукой освободила ее от связывающих пут, она потерла запястья рук и облегченно вздохнула:

— Спасибо… Как хорошо, что у меня оказался ваш номер телефона…

— Кстати, откуда? — поинтересовалась я.

— Олег Васильевич дал, — спокойно ответила она, — начальник моего мужа. Мне было необходимо вас увидеть. Сейчас я вам все расскажу. Только приду в себя…

Она судорожно глотнула, но мне показалось, что успокоение пришло к ней довольно быстро — то ли она относилась к разряду сильных и нетрусливых женщин, то ли на нее все время кто-нибудь нападал и это стало для нее вполне привычным делом.

— Будете кофе? — спросила она.

Я кивнула. Кофе мне бы не помешал. Вид привязанной к кровати Елены был не из приятных. Во всяком случае, когда полы ее пеньюара задрались, я в очередной раз поняла, что обязательно надо заниматься каким-нибудь посильным спортом, поскольку вид толстых женских ляжек не способен восхищать.

— Это началось два дня назад, — сказала она, глотнув из крошечной фарфоровой чашечки, держа ее на «изысканный купеческий манер», отогнув мизинец, отчего мне казалось, что чашка вот-вот упадет, — они позвонили мне поздно вечером…

Она замолчала и закатила глаза. Даже сейчас, рассказывая мне эту историю, ее тон продолжал быть менторским, как будто я что-то могла истолковать неправильно, то есть не так, как было бы нужно ей. Знаю, что я далеко не глупа, но от этакого тона сразу начала чувствовать себя слабоумной.

— Ах, Таня, как странно, Таня! Во что же такое вляпался Михаил… Видели бы вы эти бандитские физиономии!

Она прижала ко лбу платочек, нервно вздрагивая плечами. Я почти отчаялась услышать продолжение, но она отняла от лица руки и сказала:

— Они позвонили и сказали, что им нужны какие-то камни… Я не знаю, о чем они говорят, Таня! — Это она почти выкрикнула.

— Успокойтесь, — сказала я, — вы помните, как они выглядели?

— Плохо… — покачала она головой, — типичные мальчики… Крутые, понимаете?