Меня разбудил кот (сборник)

— Да заткнись ты, болван, — осадил его Саймон.

Командир захохотал.

— Тебе бы все шуточки, — сказал напарник. — А я действительно надеялся добиться здесь чего-то важного.

— Да вы, батенька, мечтатель. Что ж ты не русский тогда?

— Мне и так хорошо.

— Что-то не похоже.

— Знаешь, наверное, я так и не оторвался от детства как следует. Помнишь знаменитые сериалы прошлого? О космических разведчиках, об инопланетных захватчиках, о межзвездных перелетах. Я ведь потому в космонавты и пошел. Слишком многовариантен космос, слишком многое тут произойти может, нужно только немного подождать.

— И вот прождал ты тут всю вахту…

— Угу. И ничего.

— Эгоист ты, Сеня. Все бы тебе для себя. Самому что-то обнаружить, первому войти в контакт, откуда это в тебе? Воспитывай тебя, воспитывай, — иронически протянул Федор и уставился в монитор обзора, где под брюхом станции неподвижно висела мутная поверхность Плутона.

— А чего в этом плохого? Всегда бывает кто-то первый, не зазорно мечтать об этом. При чем тут эгоизм?

— Не знаю. Я ведь тоже думаю о чем-то подобном иногда. Да-да, не смотри так. Когда сидишь в таком месте, в голову всякое лезть начинает. Но почему-то с другой стороны думаю, с глобальной, а не личной.

— Это как?

— Ну вот будешь ты первым контактером, например. А ведь жизнь на этом не кончится. Это ведь лишь короткий начальный миг, после которого все только развиваться начнет. Вот о чем я думаю — что будет дальше? Может, ты считаешь, что я не видел этих твоих сериалов? Видел я всё. Вот только понял иначе. Так показывают события «после», уже когда всё обороты набрало.

— Глобально мыслишь, Федор Иваныч, — усмехнулся Саймон. — Куда уж мне до тебя.

— Ну как куда? Туда же. Ты пойми, вероятность приложить усилия, найти свое место, гораздо выше, когда что-то подобное твоему любимому «первому контакту» уже произошло. Ну согласись, из всех, кто сейчас в космосе, кто может рассчитывать, что ему повезет? Наши базы так рассредоточены по системе, что вероятность наткнуться на нечто извне чрезвычайно мала. Да скорее в земной телескоп кто-то что-нибудь новое разглядит, чем ты, сидя в этой космической консервной банке.

— Но хочется же надеяться…

— Ты упрям, как осел!

— Не понял, командир… — буркнул динамик.

— Да помолчи, я не к тебе, — отмахнулся Федор. — Я тебе прямо скажу, — продолжил он увещевать Саймона. — Знаешь, чего бы мне хотелось больше всего? Чтобы мы вернулись в другой мир. Как те гипотетические околосветовые космонавты, что улетали на год, а прилетели через сто. Вот это по мне! Словно не домой вернулся, а на другую планету долетел-таки. Все там иное, все интересное, все захватывает дух… И полным полно возможностей найти дело по себе. Это тебе не узкие рамки, не ярмо первого контактера. Первый контактер будет уже в прошлом, а ты окажешься в настоящем, и у тебя все еще будет в будущем.

— Эк ты завернул, — Саймон покачал головой. — Все у вас, русских, не как у людей. Нет, чтобы о себе подумать! Планетарного масштаба идеи только в голову лезут, не меньше! — Он повернулся к командиру, и как все американцы, чтобы придать себе больше убедительности, начал активно жестикулировать. — Ты представь! Летишь ты на корабле, вдруг встречаешь иной разум. Совсем иной, он даже не гуманоид. Что ты делать будешь? Это же такой вызов для человека, такая задача! Ты от лица всей планеты говорить должен!

— Кхм… — послышалось из динамика.

— Вот именно, ослик, — сказал Федор.

— А что тут тебя настораживает? Не справишься? Конечно, удобнее прилететь на все готовое, когда пришельцы, такие добрые, всю Землю благоустроили, все для тебя сделали… А ты вот так, один на один, представь себе, что делать будешь?

— Кхм…

Спор захватил Федора, он раздраженно потянулся, чтобы выключить динамик, но тут его взгляд упал на обзорный монитор.

— Слышь, Семеныч, — пробормотал он, — это что за хохловыпухоль такая?

У Саймона от удивления перехватило дыхание, и он закашлялся. Глаза заслезились, он некоторое время вслепую таращился на монитор, пытаясь разглядеть получше, и только махал растопыренными пальцами, словно это могло помочь.

На мониторе клубился редкий клочковатый туман. На переднем плане виднелись голова и плечи, но вряд ли они принадлежали человеку. Вверх торчали треугольные, поросшие хорошо заметной темной шерстью уши, словно у волка, а все лицо закрывала маска, больше всего похожая на намордник, но плотная, как противогаз. Глаза закрывали два окуляра, от носовой оконечности маски отходил шланг, спускающийся вниз, за край изображения. На плечах бесформенная накидка, не скафандр и не броня, просто какое-то покрывало или мешковина. Отчетливо проглядывали складки ткани. Освещение было тусклым, детали скрывались за туманными завихрениями, иногда фигура превращалась в темный силуэт.

— Я могу помочь.

Голос был мягким, но, без всякого сомнения, мужским. Глубоким, добрым, сочувствующим. Федору показалось, что так с ним мог бы говорить отец в детстве. Но детства он почти не помнил, была у него такая нехорошая особенность. Вдруг он встрепенулся.

— Кончай дурить, ослик!