Меня убил скотина Пелл

Редактирование Константинова, вернее, переписка его текста раньше занимала у Говорова половину его рабочего времени. Теперь он вроде бы остался не у дел. Переводить статьи с французского, как Константинов, Говоров не мог, не хватало еще знания языка. Тогда Говоров решил попробовать написать серию очерков о французской жизни, причем делать их в юмористическом ключе. Владимир Владимирович с одобрительной улыбкой их визировал, но из Гамбурга не было ни ответа ни привета. Идут ли материалы в эфир, выбрасывают ли их в корзинку — поди знай! В Москве убрали в отставку товарища Подгорного. По этому случаю Говоров вдохновился на фельетон. Боря Савельев прочел, посмеялся, но посоветовал в последней фразе: «Парижский пролетариат собирает на площади Пигаль подписи под петицией: «Дайте работу Николаю Подгорному!» — выбросить упоминание Пигали: дескать, в Гамбурге не любят таких рискованных шуточек на политические темы. Говоров уперся — ни за что не изменю ни одного слова! Потом он вспомнил предупреждение Владимира Владимировича: на Радио не пропускают издевки над советским руководством. Гамбург продолжал хранить молчание, тогда Говоров попросил Владимира Владимировича позвонить в главную редакцию и узнать, что они там себе думают. Через день Говоров получил телекс, подписанный новым начальником русской службы Фрэнком Стаффом: «Ваши статьи — золото для нас. Именно таких материалов мы от вас ждем».

С этого ли момента Говоров понял, что у него на Радио особое положение? Или уверенность в себе пришла после истории с альманахом «Метрополь»? Говоров заранее предупредил гамбургское начальство: в Москве готовится интересная акция, что именно — сказать не имею права, увидите сами. И когда разразился скандал с «Метрополем», все комментарии по Радио делал только Говоров, никого не подпускал к этой теме. Во всяком случае, до или после этого (Говоров точно не помнит) он задал президенту Радио Трипеллу сакраментальный вопрос.

…В Париже была чудовищно удушающая жара, и мистер Трипелл поразил Говорова тем, что явился в бюро в затянутом галстуке и темном костюме, застегнутом на все пуговицы, и ни единой капельки пота на лбу. Вот что значит американская вышколенность! (В свою очередь мистер Трипелл, увидев Говорова в распашонке с короткими рукавами, несколько скривился.) Целый час, стоя, как британский гвардеец, посредине комнаты, президент делал доклад о положении в Союзе и в Восточной Европе. Боря Савельев шепотом переводил Говорову высокий текст с английского и пристанывал: «Боже, какую чушь мелет!» Говоров вынес президенту стул. Мистер Трипелл метнул удивленно-благодарный взгляд на Говорова, но не сел, лишь облокотился и продолжал держать речь. «Подлизываешься к начальству?» — съехидничал Савельев. «Угу», — ответил Говоров. Но когда президент иссяк, Говоров встал. Боря догадался, попытался закрыть своей рукой Говорову рот… Поздно. Президент ласково смотрел на Говорова, ведь такой любезный служащий, у вас вопрос?

— Мистер Трипелл, покажите, пожалуйста, на карте город Владивосток.

Толя Шафранов в беззвучном смехе скатывался со стула. Беатрис, кажется, рухнула в обморок. Савельев, спасая положение, перевел вопрос в виде шутки, однако президент шутки не понял, развернулся к карте на стене и четким жестом ткнул в Ленинград.

И еще много чего было. Например, в отчетах об уже прошедших по Радио передачах Говоров поймал сделанный в Нью-Йорке скрипт, посвященный смоленскому воззванию генерала Власова. Говоров взвыл и накатал в Гамбург докладную записку в таком тоне: «Грубейшая политическая ошибка, будь советская пропаганда поумнее, то сразу бы напечатала этот текст в газете «Правда» без всяких изменений, с одним комментарием: «Вот каково оно, истинное лицо американского Радио». Авторов подобных ляпов нельзя подпускать к микрофону».

Из Гамбурга прилетел Марк, заместитель директора русской службы, визировавший этот материал. Марк был симпатичен Говорову. Интеллигент, университетский профессор с мягкими манерами, по-русски без акцента. Марк доказывал, что автор скрипта не имел злого умысла, лишь пытался восстановить историческую правду. «Автор — бывший власовец?» — спросил Говоров. «Мои родители — тоже из второй эмиграции», — уклончиво ответил Марк. «Марк, я ничего не имею ни против твоих родителей, ни против тебя, ни против второй эмиграции. Они пережили трагедию. Но генерал Власов написал свое воззвание в Смоленске в 43-м году. Если в 41-м году у кого-то могли быть иллюзии по поводу намерений Гитлера, то в 43-м все давно поняли, зачем Гитлер пришел в Россию с огнем и мечом. И генерал Власов должен был это знать в первую очередь, ведь он как раз проехал по местам, где немцы проводили массовые расстрелы еврейского населения. И вот в 43-м году из Смоленска Власов призывает советских людей переходить на сторону Гитлера и сражаться против союзников Сталина, американцев и англичан! И мы это транслируем на страну, где в каждой семье кто-то погиб на войне? Нет, Марк, сожалею, моя докладная остается в силе».