Меня убил скотина Пелл

И пришел тот роковой день (а куда ему было деться? потеряться по дороге?), когда увольнение Говорова вступило в силу. Говоров явился в бюро, собрал бумаги из ящиков своего стола. Лицемерная Крыса, возведя глаза к потолку, вручила Говорову чек на весьма приличную сумму (но не на такую, о которой шли разговоры, значительно меньше) и поинтересовалась, что будет с книгами и журналами, оставшимися в его кабинете.

— Они принадлежат редакции, — ответил Говоров.

— Но теперь русской редакции практически нет, — ослепительно улыбнулась Беатрис, — вы можете кое-что взять себе. А если Савельев откажется перетащить журналы в свою комнату, я все выброшу. Мне надо очищать помещение.

Говоров заглянул к Савельеву:

— Боря, посмотри по моим полкам. Я отбирал советские журналы в течение многих лет. Помнишь, за ними выстраивалась очередь. Это же ценный архив!

— Кому он сейчас нужен? — вздохнул Савельев. — Садись и слушай. У меня четкое ощущение, что они там в Гамбурге совсем спятили. Знаешь, что они мне сегодня предложили? Командировку в Австралию! Я спросил: почему Австралия? Уж лучше Новая Каледония, все-таки французская территория. Они, не раздумывая, согласились.

— На меня нет денег, а тебя посылают за тридевять земель? Это мне пощечина, плевок.

— Все проще. У них горит командировочный фонд. Вот как они хозяйничают. Позор.

Говоров отметил, что на этот раз Борис не боялся молчащих телефонов, и Борис, как бы предупреждая обязательный вопрос, поспешно добавил:

— Андрей, я, конечно, спросил Уина, что будет с тобой. И Уин сказал всего два слова: «Такова жизнь».

Потом все оказалось совсем не страшным. Вежливые, разговорчивые дамы на бирже труда, короткое собеседование с чиновником, который просмотрел анкету Говорова и недрогнувшей рукой в графе «квалификация» поставил ноль; и никаких очередей с неграми и арабами, как боялся Говоров, раз в месяц надо было подписывать получаемую из биржи карточку и отправлять ее обратно по почте — вот и все формальности; затем было посещение АССЕДИКа (непонятно, как назвать эту контору по-русски, в Союзе таких организаций не существует), красивая бабенка с вострым взглядом оформила соответствующие бумаги, улыбнулась, и скоро пришло извещение, что Говорову будут платить пособие по безработице, равное половине его зарплаты, в течение полутора лет, дальше полгода какой-то смехотворный минимум, потом все кончится — но до этого дальше, до этого потом надо было еще дожить. В богатой Франции на социальное дно спускали мягко, на тормозах. Почти три миллиона французских безработных имели шанс найти что-нибудь, зацепиться за какие-то курсы, за какое-то временное ремесло, тем более что специалисты предсказывали благополучную экономическую конъюнктуру. Но не было этого шанса у русского писателя Говорова, чей возраст переступил предел, до которого берут на работу, и чья квалификация по французским меркам равнялась нулю. Однако можно было утешиться тем, что случаются ситуации гораздо хуже, например когда человек заболел раком и ему остается жить считанные месяцы — а тут два года, да сравнительно в добром здравии. Словом, на месте Говорова любой бы оптимист возликовал: «Счастье привалило!»

— Тут у публики возникли вопросы. Можно?

— Пожалуйста, задавайте. — Говоров не гордый, он на все (и за все) ответит.

— Русский потерял работу в пятьдесят три года, а застрелился в пятьдесят пять. Но ведь это самый лучший возраст для мужчины, как работника, разумеется.

— Совершенно верно. Если бы Говоров в свое время согласился уехать в Гамбург на место главного редактора, он бы спокойно руководил редакцией до пенсии. Не было бы претензий к его работе и в Париже, останься он на прежней должности, особенно если бы ему позволили переформировать отдел. А вот овладеть новой профессией, да в чужой стране… Если и овладеешь, предпочтут молодых, и, наверное, будут правы. Вот попытался Говоров стать почтальоном, и мизерная зарплата его не смущала, и разносил бы письма не хуже других. Однако на открывшуюся вакансию набежало столько желающих! Взяли двадцатипятилетнего парня.

— Эмигрируют люди и в более преклонном возрасте. И как-то не пропадают…

— Хотелось бы посмотреть статистику, ежели такая существует. В принципе когда приезжает человек с именем, его на первых порах поддерживают — и пресса им интересуется, и вообще пахнет политикой. Найдет он сразу что-то — все будет в порядке. Но года через два о нем никто не вспомнит, он уже автоматически перешел в рядовые эмигранты, которые тут вам так надоели. Читайте советские газеты, в данном случае они пишут все точно.

— Может быть, русскому писателю повезло бы больше, если бы он прямо поехал в Америку?

— Русская пословица гласит: там хорошо, где нас нет. И потом, это разговор о прошлогоднем снеге.

— Неужели русскому журналисту нельзя найти работу на Западе?