Меня все это больше не е… Ранние годы Игоря Чекомазова

в порыве смеха окаянном

И в тихом упоеньи странном,

За счастьем он летел, как пуля,

Не зная, ДЛЯ КАКОГО ХУЯ!!?

1987

Только самые опытные чекомазоведы в курсе, что на написание сего опуса поэта вдохновило стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Я помню чудное мгновенье…».

Вершиной «Паратезиса» заслуженно считаются легендарные «Истуканы».

На барахолках, в овражках,

в борделях и даже в сортирах,

в маленьких каталажках,

и прямо в стрелковых тирах,

***

В прахе и в тлене прямо,

на Этне и на Фудзи-Яме,

Из звездного света сотканы,

Под небом стоят истуканы.

1988

Долгое время Игорь Чекомазов не мог закончить своих «Истуканов». В оное время он даже считал, что это сделать совершенно невозможно, так как это касается слишком высоких материй…

– Эта хуйня посложнее будет, чем «Фауст» Гете – говорил он.

Тем не менее, через три года Игорь закончил «Истуканов». Он посчитал, что сделал это слишком поздно, так как мир уже успел сойти с ума. Тем не менее, эти строки увидели свет. Вернее, это свет их увидел…

Вот это продолжение…

Банальны они, нормальны,

Пресыщены и перегреты,

Внутри у них нету тайны

В душе у них нету света.

***

Пред ними молчат ураганы,

и зарева что-то гасит,

под ними тверды океаны,

и звон тишины им возгласит:

***

о том, что они не такие,

нет-нет, совершенно другие,

и непроглядно пустые,

и несомненно простые,

***

О том, что все это правдиво,

о том, что жизнь быстротечна,

она несомненно красива,

и лишь потому, что конечна

***

А, значит, не так уж глупо

не боятся ни Бога, ни черта.

…А, значит, еще доступна

дорога иного сорта.

***

И пусть открываются тайны,

И пусть набираются света.

Ведь это совсем не случайно…

Хотя, может, и не заметно…

1991

Думаю, нет нужды говорить, кому посвящались эти строки…

Художественная мазня

А мы, тем временем, вернемся к юному Чекомазову, который, как и всякий достигший совершеннолетия детдомовец Союза Советских Социалистических Республик, получил от государства документ о среднем образовании и ключи от квартиры.

Членом Союза писателей Чекомазов не являлся. В силу присущего ему мировоззрения это было совершенно исключено. Поэтому вопрос заработка стоял остро.

Игорь устроился художником-оформителем на завод Промсвязи. Он скептически относился к своей работе, называя ее «художественной мазней». То, что он делал, тогда называлось «наглядной агитацией». В нынешнее время это можно было бы назвать «мотивирующей графикой».

Диссонанс между ее возвышенным содержанием и приземленной прозой жизни оставил глубокий след в душе Игоря.

Товарищ знай – не дремлет враг,

Нальет говна – до самых срак,

Болтун – находка для шпиона.

И тот, и этот – два гондона.

***

Повысим качество труда,

Иначе будет вам пизда.

Объявим пьянству смертный бой

И отхуячим всех елдой.

***

Не брезгуй за собой убрать,

Коль не на все тебе насрать.

Долой халатность, жадность, лень

И остальную поебень.

1983

А потом, неожиданно для всех, началась перестройка. Даже так – Перестройка. С большой буквы. Теперь уже и жизнь, и связанные с ней диссонансы стали другими.

Шаг вперед – два назад,

Нитевидный, неровный

Пульс на землю истек

У щербатой стены.

А кругом – город-сад,

Только я не садовник,

Не садовник – и все,

Нет ничьей в том вины…

Вздох. И мелкая дрожь

Униматься не хочет.

Зуд металл и взмах

Опустевшей культи.

Убивать эту ложь

Я и не правомочен.

Ложь убьется сама,

Ей за мной не пройти…

1985

Здесь уже просматривается кредо Игоря Чекомазова, которое станет его путеводной нитью на все последующие годы: «Только правда, и никакой лжи».

Иной раз накал страстей в его душе доходил до предела, что выражалось в суицидальных нотках.

Идут ко мне, как пьяные матросы,

вопросы непростого бытия

И я – плююсь, как от дешевой папиросы

Один пиздец, и больше ни хуя.

Я гол и зол – я не могу иначе

Тем паче не поможет даже лень

Так целый день. И ни при чем здесь правда и удача.

В придачу есть хуйня и поебень.

Меня поставят будто я невольник

Невольник не умеет выбирать

Знать не хочу и вывожу, как школьник

На подоконник кровью:

                        Мне на вас насрать!

Меня поставят будто я невольник

Невольник эти вещи не поймет

Но час придет и напишу на подоконник

Меня все это больше не ебет!!!

1986

Тем не менее, всерьез возможность самоубийства Игорь никогда не рассматривал.

– Хуй вам, а не самоубийство – по этому поводу поговаривал он. Никто не знал, к кому были обращены эти слова…

Писать в стол, как говорят авторы, Игорю не хотелось. Плоха та правда, о которой никто никогда не узнает. Но в первозданном виде его стихи к печати были совершенно не пригодны. Разве что, если на заборах их писать.

Но ничего, – говорил Игорь – мои стихи еще войдут вам в анналы. Пришлось обратиться к иносказаниям.

Язык Эзопа – мой родной язык – заметил как-то по этому поводу Игорь Чекомазов.

Первой ласточкой стали, конечно же, известные каждому уважающему себя интеллигенту «Истуканы». Точнее, первая, самая ранняя их часть. Письмо в «Новый мир», главный редактор был в восторге. Чего, конечно, не скажешь, о курировавших его вышестоящих товарищах. Они опытным глазом узрели крамолу. Игоря взяли на карандаш.