Меня зовут Алекс Кросс

— Вы не сможете. Именно поэтому я и звоню. Пожалуйста, выслушайте меня внимательно. У меня есть для вас ключ от сейфа, и вы можете забрать его. Мистер Николсон сказал, что это важно для вашего расследования. Он также полагает, что муниципальная полиция — его лучший шанс остаться живым. Он не хочет связываться с ФБР.

Пока он говорил, я вызывал по Google «Кендалл и Берк».

— Я уже побывал в сейфе Николсона, — ответил я, когда фирма появилась на экране. Большая, с хорошей репутацией, на Кей-стрит.

— Знаю. Это тот же банк, но другая ячейка. — Мои руки замерли над клавиатурой. Что же спрятал Николсон во второй ячейке? И еще — как нам защитить его? И от кого?

— Вы заберете ключ сегодня же? — продолжил Миллер.

— Конечно, но позвольте сначала спросить вас кое о чем. Почему городская полиция? Почему я? И почему Николсон не хочет связываться с ФБР?

— Мой клиент не доверяет людям, которые удерживают его. Еще одно — он хочет быть уверен, что его сотрудничество не останется незамеченным.

Я улыбнулся. Довольно дико оказаться по одну сторону баррикад с Тони Николсоном, то есть с Энтони. Похоже, он становится таким же параноиком, как я, и, возможно, вполне обоснованно.

— 2020, Кей-стрит, четвертый этаж? — спросил я, спечатывая эти данные с экрана.

— Прекрасно, детектив Кросс. Постарайтесь появиться между половиной второго и двумя часами. После двух меня не будет.

— Я приеду в час тридцать, — сказал я и повесил трубку.

ГЛАВА 84

Мне не понадобилось много времени, чтобы забрать ключ у адвоката Николсона из «Кендалл и Берк». Чуть больше ушло у меня на банк «Эссекс». Казалось, адвокат Ной Миллер и банковский менеджер мисс Карри соревновались друг с другом, желая поскорее отделаться от меня.

В новой ячейке лежал только один никак не помеченный диск. Именно этого я и ожидал. Я позвонил Сэмпсону, возвращаясь к зданию. Там мы и встретились.

Войдя в офис, я увидел, что Сэмпсон сидит, положив ноги на стол, и забавлялся со своим компьютером.

— Ты знаешь, что Зевса также называли Собирателем Туч? — спросил он. — Его символы — молния, орел, бык и дуб. Да, и еще, по слухам, он был педерастом.

— Потрясающе! Убери ноги с моего стола и поставь этот диск.

Я протянул ему диск и закрыл дверь.

— Что это? — осведомился Сэмпсон.

— Тони Николсон считает, что для него это шанс спасти жизнь.

Через несколько секунд мы смотрели видео.

Я сразу же узнал спальню в квартире над каретным сараем в клубе Николсона. Она выглядела так же, только теперь на кровати были чистые простыни и, возможно, появились еще какие-то мелочи.

Время внизу экрана указывало, что съемку вели прошлым летом, 20 июля, в час тридцать ночи.

— Можно подделать указания времени на кадре? — поинтересовался я.

— Проще простого. Зачем? По-твоему, Николсон дурит тебе голову?

— Возможно. Пока не знаю.

Примерно через тридцать секунд изображение мигнуло, и время поменялось на 2:17.

Теперь на постели лежала почти нагая девушка; на ней были только черные кружевные трусики. Наручники прикрепляли запястья этой миниатюрной блондинки к стойке кровати над ее головой. Ее ноги были невероятно широко раздвинуты.

Звука не было, но двигалась она скорее завлекательно, чем испуганно, и не сопротивлялась. Однако внутри меня все сжалось. Мне не хотелось видеть, что произойдет.

В кадре появился мужчина — настоящий ублюдок в полном одеянии садомазохиста, в латексных или резиновых штанах и рубахе с длинными рукавами, в грубых ботинках и капюшоне, застегнутом на молнию до самого затылка.

— Он знает про камеру, — заметил Сэмпсон. — Может, хочет, чтобы все сняли.

— Давай посмотрим, Джон.

Я почему-то не мог разговаривать. Я думал о том, что случилось с Каролин скорее всего в этой же комнате и, возможно, от рук того же мерзавца.

Зевс, или кто он там, нагнулся над девушкой и положил ей на глаза черную повязку.

— У него кольцо, — заметил я. — На правой руке.

Качество изображения не позволяло точно определить, что это за кольцо.

Он никуда не спешил, достал из комода растяжку и прикрепил ее к щиколоткам девушки, потом — маленькую бутылочку с чем-то коричневым, возможно, с амилнитритом.

Когда он поводил бутылочкой под носом блондинки, ее лицо покраснело, затем голова опустилась.

Мы с Сэмпсоном молча смотрели, как он трахал девушку. Чтобы сохранить равновесие, мерзавец опирался на одну руку, а другой обхватил ее горло. Для меня это походило на асфиксофилию — он то давал девушке дышать, то перекрывал воздух.

Она подыгрывала ему и не казалась слишком озабоченной. Внезапно он выгнул спину, видимо, кончил, и поднял свободную руку, будто выиграл турнир.

Теперь весь его вес приходился на ее горло, и внезапно движения девушки стали резкими и отчаянными. Ноги вытянулись. Смотреть на это было ужасно. Казалось, это происходило на наших глазах, и мы ничего не могли сделать, чтобы помешать этому.

Чем сильнее сопротивлялась блондинка, тем больше он возбуждался, но наконец ее тело обмякло, и она перестала двигаться. Только тогда он поцеловал ее.

— О Господи! — пробормотал Сэмпсон. — Что происходит с этим миром?