Меня зовут Арам

Не говоря ни слова, Джо прыгнул в воду. Без дальнейших проволочек прыгнул и кузен Мурад. Мгновение, другое между всплесками показались мне долгими днями в каком-то зимнем сне, потому что я был не только напуган, но и в придачу ужасно озяб. С кучей невысказанных слов в моем смятенном мозгу я бросился в поток.

Следующее, что я помню — а произошло это тремя секундами позже, — были вопли Джо, моего кузена Мурада и мои собственные. А дело было в том, что, прыгнув, мы угодили по самые локти в грязь, и каждый из нас выбрался с большим трудом, терзаемый тревогой, что сталось с двумя остальными. Мы стояли среди ревущей воды по колено в мягком иле.

Хорошо, что мы попрыгали в воду стоймя.

Если б мы с разбега нырнули вниз головой, то воткнулись бы в грязь по самые лодыжки и застряли бы там до лета, а то и дольше.

С одной стороны мы, конечно, были малость испуганы, а с другой стороны — счастливы, что остались в живых.

Пока мы торчали в канаве, разразилась гроза.

— Вот что, — сказал Джо, — чем под дождем мокнуть лучше уж останемся пока в воде.

Мы дрожали от холода, и все-таки нам казалось, что самое разумное сейчас — поплавать. Вода не достигала и трех футов глубины, однако Джо ухитрился выскочить из тины и переплыть поток туда и обратно.

Плавали мы, должно быть, не больше десяти минут, хотя нам показалось, что довольно долго. Потом мы вылезли из воды, оделись и, став под деревом, принялись за бутерброды.

Дождь зарядил с новой силой, и мы решили отправляться домой.

— Можно бы поехать, — сказал Джо.

На всем пути до Малаги проселочная дорога была пустынной. В Малаге мы вошли в магазин и посушились около печки, потом скинулись и купили банку консервированных бобов и французскую булку. Владельца магазина звали Даркус, но он был не иностранец. Он вскрыл нам консервную банку, разделил бобы на три части, разложил по бумажным тарелкам, дал каждому по деревянной вилке и нарезал хлеб. Он был старик, но показался нам молодым и очень забавным.

— Вы где были, ребята?

— Плавали.

— Плавали?

— Ну да, — ответил Джо. — Мы показали этой реке!

— Пускай меня боронуют, — сказал бакалейщик. — Как она там?

— Глубина — фута три.

— Холодная?

— Как лед.

— Пусть меня возделают! И что же, повеселились?

— Как по-твоему? — спросил Джо моего кузена Мурада. — Повеселились мы?

Джо не знал, повеселились мы там или нет.

— Не знаю, — сказал Мурад. — Когда мы прыгнули в воду, по самый пояс застряли в грязи.

— Не очень-то просто было из нее выбираться, — сказал Джо.

— Пусть меня подрежут! — сказал бакалейщик.

Он вскрыл вторую банку бобов, отправил себе в рот солидную порцию, а остальное разделил на трех бумажных тарелках.

— У нас нет больше денег, — сказал я.

— А теперь скажите мне, ребята, что вас заставило это сделать?

— Ничего, — ответил Джо с лаконичностью человека у которого имеется слишком много причин, чтобы так вот взять да и выложить их.

— Ладно, пусть меня соберут в кучу и сожгут, — сказал бакалейщик. — Теперь, ребята, скажите мне, откуда вы родом. Калифорнийцы или иностранцы?

— Мы все калифорнийцы, — сказал Джо. — Я родился на Джистрит во Фресно. Мурад родился на Ореховой улице, или где-то на той стороне Южной Тихоокеанской дороги, и его кузен, по-моему, тоже где-то там поблизости.

— Пусть на мне пророют оросительные каналы! А сейчас ответьте мне, ребята, какое у вас образование?

— Образование? Никакое.

— Что ж, пусть меня сорвут с дерева и упакуют в ящик. А теперь вот что я хотел бы знать — на каких иностранных языках вы говорите?

— Я говорю по-португальски, — ответил Джо.

— И ты еще заявляешь, что у тебя нет образования. Хоть у меня и диплом Йейльского университета, мой мальчик, а говорить по-португальски я не умею. А ты сынок, как обстоит дело с тобой?

— Я говорю по-армянски, — сказал мой кузен Mypaд.

— Отлично! Пусть меня сорвет с виноградной лозы и съест по ягодке молоденькая девушка… Я ни слова не говорю по-армянски, а ведь я кончил колледж, выпуска 1892 года. А тебя, скажи, сынок, как тебя зовут?

— Арам Гарогланян.

— Га-ро-гла-нян, так ли я уловил?

— Так.

— Арам, — сказал бакалейщик.

— Да, сэр.

— А на каких иностранных языках говоришь ты?

— Я тоже говорю по-армянски. Это мой кузен. Мурад Гарогланян.

— Ого! Пусть меня боронуют, обработают, подрежут соберут в кучу, сожгут, сорвут с дерева — дайте-ка я подумаю, что еще? Бросят в ящик, сорвут с виноградной лозы, и пусть меня съест по ягодке молоденькая девушка. Да, сэр, именно так, если это не слишком много. Вам не встретились рептилии?

— Какие еще рептилии?

— Да змеи.

— Ни одной не видали. Вода была слишком уж черная.

— Ах вот оно что! А водилась там какая-нибудь рыба?

— Не видали мы никаких рыб, — сказал Джо.

Перед магазином остановился «форд», из него вышел какой-то старик и по деревянному настилу перед крыльцом вошел в помещение.

— Открой мне бутылочку, Эббот, — сказал человек.

— Судья Гармон, — сказал бакалейщик, — я хочу представить вам трех самых храбрых калифорнийцев.

Бакалейщик указал на Джо, и тот представился:

— Джозеф Беттенкурт, я говорю по-португальски.

— Стефан Л. Гармон, — ответил судья. — Я немного говорю по-французски.