Меня зовут Арам

Джо, а потом и я нагибались, и старина Доусон проделывал свои великолепные упражнения для плеч, пока мы изо всех сил крепились, чтоб не реветь. Первые пять или шесть ударов мы обычно выдерживали, но потом начинали вопить, как издающие боевой клич индейцы. Не было в школе такого уголка, где бы нас не слышали, и старина Доусон — после того, как наши визиты к нему приобрели регулярный характер, — предварял очередную порку вежливой просьбой вести себя потише, поскольку это школа и люди приходят сюда учиться.

— Надо ведь и о других думать, — говорил старина Доусон. — А то нехорошо получается: они хотят учиться, а вы им мешаете.

— Ничего не можем поделать, — говорил Джо. — Нам ведь больно.

— Знаю, — говорил старина Доусон, — но мне кажется, что можно все-таки управлять своим голосом. Я полагаю, что если мальчик не склонен думать об окружающих, то он перебарщивает. Так постарайтесь хотя бы слегка умерить свои дикие вопли. Я уверен, что вам это по силам.

Потом он всыпает Джо положенные двадцать ударов, и Джо изо всех сил старается кричать не так громко. После порки лицо у него становится багровым от натуги, а старина Доусон выглядит совсем измочаленным.

— Ну как? — говорит Джо.

— Лучше, чем когда-либо. На этот раз ты держался с настоящим достоинством.

— Старался как мог.

— Благодарю тебя, — говорит старина Доусон.

После Джо он долго еще не может отдышаться. Тем временем я занимаю свое место у стула, который он на время экзекуции ставит перед собой, дабы, как он сам выражается, облегчить наши муки.

— Нет, — говорит он. — Подожди, Арам. Дай мне перевести дух. Мне же не двадцать три, а шестьдесят три. Так что дай мне передохнуть минутку.

— Хорошо, — говорю. — Только я хотел бы отделаться поскорее.

— Я тоже, но, пожалуйста, не вопи слишком громко. А то прохожие на улице чего доброго решат, что у нас тут настоящая камера пыток. Разве так уж больно?

— Спросите Джо.

— Что скажешь, Джо? — спрашивает старина Доусон. — Вы с Арамом правда ничуть не притворяетесь? Может быть, вы хотите произвести впечатление на кого-нибудь в своем классе? На какую-нибудь девочку, например?

— Впечатление? — говорят Джо. — Нет уж, мистер Доусон, мы ни на кого не хотим производить впечатления. Нам, наоборот, самим даже стыдно. Верно, Арам?

— Это уж точно, — говорю я. — После этих криков стесняешься в класс возвращаться. Мы бы с радостью не орали, но ничего не выходит.

— Ну, хорошо, — говорит старина Доусон. — Я не буду требовать от вас невозможного. Все, о чем я прошу, это чуточку сдержанности.

— Я постараюсь, мистер Доусон. А вы как, отдышались?

— Еще минутку, Арам.

Наконец, отдышавшись, он всыпает мне положенные двадцать ударов, и я кричу немного громче, чем Джо. Потом мы идем обратно в класс, и нам стыдно, потому что на нас все глазеют.

— Ну и что? — говорит Джо. — Да если бы вам всыпали по двадцати, вы бы полегли на месте, а не то что кричали. Вас бы в живых не было.

— Довольно, — говорит мисс Флибети.

— А что, я не прав? — не унимается Джо. — Они же все боятся. Тут цирк приехал, а они что? В школу идут! Не в цирк, а в школу!

— Довольно.

— А чего это они на нас глазеют? Тоже мне паиньки.

Мисс Флибети поднимает руку, дабы утихомирить Джо.

И вот сегодня цирк снова в городе. Прошел ровно год, на дворе опять апрель, и мы с Джо опять убежали с уроков. Только на этот раз все хуже обычного, потому что в школе нас видели и точно известно, что мы пошли в цирк.

— Как ты думаешь, пошлют они за нами Стэффорда, а? — говорю я.

Стэффорд — учитель, специально занимающийся прогульщиками.

— Ничего страшного, — говорит Джо. — Удерем, если он появится, я побегу в одну сторону, а ты — в другую. Двоих ему не догнать. Один-то уж точно убежит.

— Хорошо, — говорю я. — Один. А другой?

— Надо подумать, — говорит Джо. — Тому, кого не поймают, можно самому прийти с повинной или же попортить его «форд».

— Лучше попортить.

— И я за это, — говорит Джо. — Решено.

Когда мы подошли к цирковой площадке, там уже стояли две маленькие палатки, а большую только начинали натягивать. Мы молча смотрели, как идет дело. Ну и здорово они работали! Кучка людей, с виду ничем не лучше бродяг, а под руками у них все так и кипит. Казалось бы, работы тут на сто человек, а они все-таки справляются, да еще как ловко.

Вдруг человек, которого все зовут Рыжий, кричит в нашу сторону, мне и Джо:

— Эй, вы, арабчата, а ну-ка помогите!

Мы бросились к нему сломя голову.

— Да, сэр! — сказал я.

Рыжий был небольшого роста, но с широченными плечами и огромнейшими руками. Из-за этого да еще из-за своих рыжих волос, которые стояли у него на голове, как копна, он и не казался маленьким. В общем в наших глазах он выглядел настоящим гигантом.

Он дал мне и Джо в руки веревку. Она была привязана к какому-то брезенту, который валялся на земле.

Рыжий сказал, что это будет легче легкого. Ребята станут поднимать шест и укрепят его где надо, а наша задача — тянуть веревку, чтобы как следует натянуть брезент.

— Понятно, сэр, — сказал Джо.

Все мы были заняты своим делом, когда на горизонте появился Стэффорд.

— Сейчас бежать нельзя, — сказал я.