— Вы же знаете, что я терпеть не могу эту картошку! — закричала я. — И что мне прикажете делать? Я не стану есть картошку, по крайней мере школьную.
— Картофель — основная пища в нашей стране, — вздохнула мама. — С восемнадцатого века. Много поколений на ней жили.
— А я не хочу жить на картошке. Я хочу есть хорошую еду.
— Альстрёмер, Астрид! Запомни эту фамилию! — крикнул папа из гостиной.
— Да плевала я на него! — крикнула я в ответ.
Мама поворчала. Потом ещё поворчала, вздохнула, ещё раз вздохнула и снова поворчала.
— Ну что за упрямый ребёнок! — сказала она наконец. — Откуда только такие берутся?
— От вас. Всё от вас — так написано в моей книге про мозг.
— Господи! — вздохнула мама. — Дай мне сил.
Она постояла немного, глядя на меня. А потом потрепала меня по волосам:
— Мы с папой ещё это обсудим.
Мы с Бланкой лежали в постелях, папа уже подоткнул нам одеяла. Я слышала, как они с мамой разговаривают на диване перед телевизором.
— Может, лучше дать ей эту записку, — сказал папа.
— Нельзя потакать всем её капризам, — ответила мама. — А ещё эта идея фикс с продлёнкой! Пусть учится общаться с другими детьми. От умения ладить с людьми многое в жизни зависит. Да и как нам обойтись без продлёнки? Пожалуй, поговорю ещё разок с Янне.
— Давай всё решать постепенно. Сейчас главное — картошка. Она ведь и правда невкусная.
Утром папа протянул мне записку. Всё-таки стоит иногда поупрямиться!
Глава 6
Больше мне не придётся есть противную школьную картошку — это самое лучшее, что со мной случалось, ну почти. В следующий раз, когда в школе снова была картошка, я гордо проплыла мимо Ястребицы и положила себе на тарелку высоченную гору кукурузы. На самом деле еда в школе вполне сносная, кроме гадкой картошки — она всё портит. Хорошо, что отныне мне не надо больше придумывать, как бы изловчиться, чтобы не есть её на обед.
Но сыра-замазки мне было не избежать, сколько бы я ни умоляла и ни просила не оставлять меня на продлёнке.
— Одно дело — не есть картошку, и совсем другое — не ходить на продлёнку! — сказала мама, когда я заикнулась об освобождении от продлёнки. Так что пришлось после уроков туда тащиться.
В пятницу Янне остановил меня и сказал, что они с папой договорились и отныне мне разрешается, когда станет невмоготу от шума и гама, уходить в комнату для персонала и читать там. Ну и я, конечно, сразу же туда отправилась. Но скажите, если я там просто читаю, почему я не могу делать это же дома, в собственной комнате? Моя кровать уж получше, чем старый цветастый диван Янне. К тому же в комнате для персонала флюоресцентные лампы, а я их терпеть не могу.
Я попросила у Янне фонарик, выключила свет и устроилась читать, а заодно доедала имбирное печенье. Конечно, не больно там было уютно: компьютер стоял на письменном столе у дивана, и экранная заставка постоянно меня отвлекала, а ещё вентилятор шумел, и двери в коридоре хлопали, когда кто-нибудь выскакивал в туалет. Читать дома, конечно, лучше, моя комната по комфорту даст сто очков вперёд этой дыре.
Вот поэтому я и обрадовалась, когда в воскресенье у меня заболело горло. Мы с Бланкой сидели и смотрели
Мама положила ладонь мне на лоб, ойкнула и пожалела меня. А потом пошла звонить бабушке — она всегда так поступает, когда я заболеваю.
— Можно Астрид поживёт у тебя пару дней? — сказала она своим самым елейным голоском, которым всегда просила о помощи.
Мне плохо было слышно, что ответила бабушка, но я скрестила пальцы.
— Спасибо, милая Барбара, — сказала мама. — Ты же знаешь, как она тебя любит. Да, теперь она хочет, чтобы мы звали её Астрид. Придётся привыкать. Бьёрн привезет её через часок.
Ура! Вот повезло так повезло! Я люблю мою бабушку, а уж болеть у неё дома — просто счастье. Ну, если не очень серьёзно больна, конечно, — не так что чуть не плачешь, лежишь и бредишь в лихорадке.
Мы ехали с папой по городу. Было очень красиво — в окнах светили лампочки, а на балконах — разноцветные гирлянды. На улицах почти не осталось снега, зато людей прибавилось, все спешили кто куда. Мне бы тоже хотелось жить в городе — здесь бурлит жизнь!
Когда мы подъехали к бабушкиному дому, она уже поджидала нас. В руках у неё были вязаные тапки, которые все мы, её внуки, должны надевать у неё в доме. Тапки мне немножко великоваты, но всё равно красивые.
— Ева, крошка, как ты, дорогая? — спросила бабушка, обнимая меня. Я почувствовала запах её мыла, он мне очень нравится.
— Меня теперь зовут Астрид, — сказала я.
— Ах да, вспомнила — очень красивое имя, — улыбнулась бабушка.