Меня зовут I-45

Луций подозревал нечто подобное, уродов хватало. И, если честно, он сам бы оторвал Руфину прибор. Оскопил без обезболивающего и жгутов, без оглядки на военные заслуги и инвалидность. Но в данном случае ему равно не нравились ни насильник, ни жертва.

И Руфин вряд ли мог помочь в текущем деле. Разобраться с ним можно было позже, но обязательно. Закон Римской империи был един для всех.

Закон остался единственным, во что верил Луций Цецилий.

* * *

На освещении архивов всегда экономили.

Обычно они располагались на подземных уровнях Управлений и были оснащены одной-единственной панелью для просмотра файлов, дронами с манипуляторами и двумя подъемниками на магнитной подушке. Архив Управления Второй курии не был исключением. Двенадцатый подземный уровень главного корпуса. Бронированные стены, жужжащие воздуховоды, полки, набитые пронумерованными контейнерами с носителями информации. Панелей для просмотра, хвала богам, было три, как и дронов, однако Луцию все равно понадобилось полчаса, чтобы отыскать нужный отсек и нужный шкаф. Архивариусы редко заносили в базу верный номер.

Луций сдул с контейнера пыль. Вытащил первый носитель, вставил его в картридер. Панель вздрогнула и растянулась по стене. На светлом фоне выстроились изображения лиц, хмуро смотрящих в камеру.

Все как один обладали серыми, как ртуть, глазами, острыми скулами и тонкой костью.

Он вышел из архива, когда уже стемнело. Вторая курия зажглась ночными огнями, пульсировала огненным сердцем. С территории Управления хорошо просматривались строгие линии автострад. Слои уровней, соединенные жилыми колоннами. Промежутки между ними заполняли небоскребы поменьше. Как зубы в улыбке номера.

Зажигалка не желала загораться, пришлось ее потрясти. Луций затянулся, задержал дым в легких и медленно, с наслаждением выдохнул. Белесое облачко полетело в сторону жилых районов и истаяло в воздухе. Осенний ветер забрался под воротник, но Луций не чувствовал холода.

Увиденное потрясло его. В голове выстроились сотни новых цепочек возможного развития событий. Дело приняло крайне серьезный оборот. Он должен был найти I-45 как можно быстрее.

Найти и обезвредить.

Мочку уха кольнуло, и Луций тронул имплантированную бусину.

– Луций Цецилий.

«Бритва.»

Луций хотел было затянуться, но опустил сигарету. Нехорошее предчувствие спутало мысли.

«Мы потеряли А-206. Часа три назад. В верхних тоннелях его нет, все обыскали. Группе спускаться ниже?»

Луций сжал губы и щелчком послал окурок в сторону светящихся бусин автострад. Подхватил чемодан и заторопился вниз по склону.

– Нет, дождитесь меня.

Сын Эреба

Энцо успел выучить распорядок обходов предкрио еще до первой заморозки. С тех пор мало что изменилось. Проверки ходили раз в сорок минут. Загорался общий свет, и легионеры шли вдоль камер. Бывало, после сверки жизненных параметров начинали вдруг суетиться, выключали силовое поле и вывозили каталку с телом, упакованным в желтый пластик. Иногда заключенный еще дышал, и тогда его отправляли в капсулу медблока для регенерации. Немного латали и замораживали вне очереди.

Иногда легионеры спускались вне графика. Драки в предкрио случались часто, особенно между «псами» и членами других банд. Потому Энцо и песья морда на его плече сидели в одиночке. Никаких драк. Ничего экстренного.

Избиение себя и камеры экстренной ситуацией не считалось.

Энцо въехал коленом в дутый бок раковины. Та соскользнула с креплений, рухнула на пол и раскололась.

Тяжело дыша, он осмотрел осколки. Разогнул и согнул пальцы новой руки – отличной поделки техников легиона. Поднял голову и сощурился на свое отражение. На него смотрел зверь. Синюшная бритая голова, щетина на подбородке. Глаза зло блестят. Перекошенная морда, а не лицо.

Как же он себя ненавидел.

Козлина. Сломал жизнь девчонке.

Он зарычал и ударил стену – живой рукой. Кулак обожгло болью, с ободранных костяшек закапала кровь.

Энцо развернулся и уже в который раз пересек камеру. Глянул на пустой коридор за силовым полем. Чего они ждали? Почему не выпускали? Каждая минута, потерянная в камере, была на вес золота.

Малую нужно искать у Алариха, в этом он не сомневался. «Пес» – тот, на видео с театральной стоянки – не стал бы гоняться за ней просто так. Но для чего она ему понадобилась? Как оказалась в театре? Энцо ничего не понимал. К тому же на записи легионера он заметил одно важное изменение на ее лице. Окуляр. Денег на имплантацию она вряд ли могла раздобыть, значит – что? Дали в долг? Заставили? Принудили обманом?

Энцо втянул воздух через сжатые зубы и ударил койку. Та не шелохнулась – стальные ножки были крепко привинчены к полу. Он ударил снова. И еще раз, так, что нога зашлась болью. Но легче не становилось. Ярость и стыд жгли изнутри. Гнев клокотал в горле.

– С-сука… – Больше сказать было нечего. – Гребаная сука…

– Двести Шесть!