Я смотрю, как его рука рассекает холодный воздух, но так и не выпускает мяча. Я склоняю голову и понимаю:
— Принеси, — всё повторяет он, пытаясь спрятать игрушку за спиной. — Принеси!
Меня не так легко обмануть.
В конце концов он всё-таки бросает мяч — куда-то к беличьим кустам, — и я с недовольным видом приношу его обратно и бросаю к ногам. А потом мне в голову приходит мысль. Я его тоже обману. Как только Дедушка нагибается, чтобы взять мячик, я хватаю его
Я всё жду, когда же всё покатится под откос, когда Бабушка и Дедушка испортят всем настроение. Но вечером, когда мы собираемся вокруг стола (ну, я лично — под столом), я начинаю верить, что сегодня всё будет хорошо. Мы смеёмся. Дядя Реджи поёт традиционную рожественскую песню «Весёлый старый святой Николай». Мы съедаем столько ветчины, что у нас округляются животы. А прямо перед сном Макс скармливает мне овсяное печенье. Оно настолько потрясающе вкусное, что я заливаю слюной его штанину.
— Ты очень хороший пёс, — говорит он, засыпая.
Очень хороший день.
16
Иногда, когда мне не спится, я пытаюсь вспомнить самые счастливые моменты в жизни. Они приходят ко мне яркими вспышками: летняя поездка на пляж с Максом. Трёхлетие Эммалины. Вечер у телевизора, когда на пол опрокинулось целое ведёрко с попкорном, и я съел всё, до последнего зёрнышка.
Утром после Рождества, пока Макс спит, я прокручиваю в голове танцевальные движения:
— Можешь взять его с собой, если хочешь, — говорит Макс, когда мы днём отправляемся в танцевальный клуб.
Он сдавливает плюшевое брюхо свиньи, словно провоцируя, но я вежливо отказываюсь. Бордер-колли, несомненно, увидит мою свинью и захочет забрать её себе, испачкает волокна шерсти Мистера Хрюка своими слюнями. Я и так уже сражаюсь на множестве фронтов, и что-то мне кажется, что ещё одного я не выдержу.
Дядя Реджи привёз на занятие остатки печенья: маленькие блестящие бисквиты с сахаром, который хрустит на зубах. Оливер тут же отправляет несколько себе в рот, потом бросает кусочек Элвису, который весьма эффектно ловит его передними зубами.
— Что тебе подарили на Рождество? — спрашивает Оливер с набитым ртом.
Макс теребит в руках мой поводок.
— Ну… несколько лунных камней, и… э-э-э… новые комиксы по «Звёздным войнам».
— Чувак! — вскрикивает Оливер. — Когда можно к тебе прийти? Не рассказывай мне спойлеры… Ой. Я не хотел просто вот так взять и нагрянуть к тебе в гости. Извини. Но если серьёзно: можно к тебе прийти?
Макс кивает, и запах нервозности исчезает.
Пока люди угощаются разнообразным печеньем, все мы, собаки, толпимся вокруг мисок с водой. На какое-то мгновение мне даже кажется, что мне повезло: уничтожив миниатюрную бордер-колли, я заодно победил и большую. Она не пришла! Не переступает зловеще с ноги на ногу в углу, не отряхивается, не виляет хвостом. Но потом она с раздражающей грациозностью заходит в комнату, и я вспоминаю —
Собака-демон ни на шаг не отходит от своего человека; она практикует быстрый «перекат», приём, который я освоил много лет назад. Но в целом её номер сильнее и лучше поставлен. Он более стильный. Я смотрю на неё и всё жду, когда же она ощерится, блестя острыми зубами. Может быть, ей кажется, что вокруг слишком много людей — потенциальных свидетелей?
Люди думают, что она хорошая собака.
Нудлс пытается помочь мне сосредоточиться. Она кусает меня за шею, подталкивает носом. Её ножки такие коротенькие, что, когда она танцует, этого почти незаметно; но она постоянно в движении, практически невозможно увидеть её стоящей на одном месте.
— Нудлс… живёт своей жизнью, — говорит её человек.
Макс говорит, что на самом деле это означает «Нудлс
Элвис, с другой стороны, по-настоящему прекрасно прогрессирует: повороты плавные, прыжки высокие. И хотя я пытаюсь не думать о нём как о конкуренте, мысль всё равно не уходит из головы: чтобы выиграть эпизодическую роль в кино, нам с Максом нужно будет танцевать лучше, чем все остальные в этой комнате.
В какой-то момент Грета делает музыку потише. Она одета в рождественский свитер, который меня пугает; с него на нас смотрят два огромных глаза, диких, как у бордер-колли.