Меня зовут Космо

— Перестал? Слушай, переставать не надо. Это прекрасное ощущение. Когда ты перестаёшь что-либо чувствовать — вот тогда весь мир вокруг сморщивается. Ты должен пропускать всё через себя.

Дядя Реджи упирается ладонями в тротуар и отклоняется назад. Я облизываю его пальцы.

— Подумай вот о чём: хороший танцор должен чувствовать всем сердцем.

Макс трясёт кудрями.

— Я… я не могу туда вернуться. Ну, в танцевальный клуб.

— Почему нет? Я серьёзно: почему нет? Тебе разве не было там весело?

— Ну, да. Но той ночью на заправке… я сделал плохой выбор. И я мог потерять половину себя, понимаешь? Если бы Космо сбила та машина…

— Но машина его не сбила, — осторожно замечает дядя Реджи.

— Почти сбила, — настаивает Макс, — и после этого я на самом деле осознал. Всё осознал. Что я едва не потерял его, что Мама и Папа по-настоящему разводятся. И я просто хотел, чтобы всё прекратилось. Я хотел стоять на месте. Я больше не доверяю себе ни в чём — могу только стоять на месте.

— На тебя слишком много всего навалилось. В такие моменты люди могут поступать иррационально — например, сбегать среди ночи. Или отказываться от соревнований по танцам. — Он подталкивает Макса локтем. — Но я понимаю. Это, конечно, не то же самое, но я видел что-то похожее у нескольких солдат из нашего взвода. Они несколько лет проходят подготовку, а потом что-то случается — например, у них на глазах на задании ранят друга, — и их парализует страх. Иногда легче замереть на месте и ничего не чувствовать. Иногда иначе просто нельзя… Но ты разве не скучаешь по нему, Макс? По клубу?

— Ну… наверное, да.

— Наверное? — тихо спрашивает дядя Реджи. — Или точно? Потому что, по моему опыту, танцевальные клубы просто так в жизни не появляются. И собаки вроде Космо — тоже. А когда они появляются, наш долг — наша ответственность — считать их подарками судьбы. Да, я понимаю, всё пошло не совсем так, как ты планировал, особенно той ночью, когда ты хотел сбежать, но этот пёс тебя любит, и я тебя люблю, и твои родители тебя тоже любят — и я не хочу, чтобы ты много лет спустя оглядывался назад и думал: «Надо было танцевать».

Мы ждём.

Я не совсем понимаю, чего именно ждём, но потом Макс вздыхает.

— Я не наверное скучаю, — говорит он. Солнце над машинами потихоньку опускается. — Я не наверное скучаю по танцевальному клубу. Я точно по нему скучаю.

— Тогда возвращайся.

— А как насчёт…

— Не беспокойся из-за того, что не знаешь точно, — говорит дядя Реджи. — Выступи на соревновании, чтобы встретить неизвестное лицом к лицу. Сделай это ради твоей дружбы с Космо. Потому что ваша совместная работа в клубе — это нечто особенное. Вы оба прилежно тренировались и заслуживаете участия. А теперь — решай прямо сейчас. Тренировка в клубе начинается через пятнадцать минут.

— Но твои покупки…

— Да забудь о покупках. Есть вещи и поважнее сыра.

Макс не может сдержаться и смеётся. А потом смотрит на меня, ищет мои глаза. Глубоко вздыхает.

— Ты доверяешь мне, Космо?

И я отвечаю ему: «Всегда», кладя лапу ему на руку.

Когда из магазина выходят Эммалина и Мама, мы сообщаем им свои планы. Они едут домой — замораживать пюре для фруктового льда, а мы с дядей Реджи и Максом отправляемся прямо в общественный центр, где уже ждут Оливер и Элвис.

— Чувак! — кричит на парковке Оливер. — С возвращением!

«Прошло уже так много времени, — думаю я, — и он забыл имя Макса».

Но внутри нас все обнимают. Человек Нудлс треплет меня по загривку, а Элвис игриво прикусывает нос. Даже бордер-колли ничего не портит; она косится на меня, но не подходит, держась своей стороны комнаты.

— У тебя всё получится, — говорит Макс, когда мы занимаем позиции и я с опаской выхожу на наш коронный прыжок. — Даже не думай об этом. Просто прыгай.

Его рука дрожит. Мои лапы дрожат. Но я разбегаюсь и прыгаю — ради нашей дружбы, ради тяжёлых тренировок, ради всего, что теперь зависит от нашего выступления: призовой роли, дружбы, нашей жизни.

Я идеально исполняю движение. Мы идеально исполняем движение.

Наконец-то.

Тем вечером мы отрабатываем наш танец в тупичке, смотрим телепередачу о тропических лягушках, а потом Макс чистит зубы (одной рукой гладит меня по голове, а другой держит щётку). Когда он ложится в постель, в комнату стучится Мама.

— Не спишь? — спрашивает она.

— Тебе не обязательно приходить и выключать мне свет, — говорит Макс, поворачиваясь к ней спиной. — Я уже не маленький.

Она останавливается в дверях.

— Мы можем хотя бы поговорить?

Макс пожимает плечами, шурша простынёй.

— Полагаю, это значит «да». — Она садится по-турецки рядом со мной и гладит мои уши. — Надеюсь, ты как следует поговорил с дядей. Он любит тебя и беспокоится за тебя. Но я хотела сказать, что ты можешь поговорить и со мной — когда тебе понадобится или захочется, когда решишь, что пришло время.

— Я просто… — тихо говорит Макс. — Я просто не думал, что всё случится вот так. Так медленно и в то же время так быстро. И в глубине души… в глубине души я думал, что родители ссорятся у всех.