По-разному действует сложившееся неопределенное положение на население. В основном царит паника, в огонь которой подбрасывают поленья журналистские подстилки, изрыгающие статьи под заголовками типа: «Как изменится наша жизнь после коронавируса?»
Дурачье! Да никак ваша несчастная жизнь не изменится, если сами не захотите ее изменить. А вы ничего менять не хотите и не станете. Для этого нужна сила. Журналисты, ясное дело, пресмыкаются ради пиара. Не будут поддувать – кто их пасквили будет читать? Дураки – те, кто воспринимает это всерьез.
Паника и страх за будущее. Серега убедился в этом еще раз, пересекая улицу Подлужную. Мимо него на полной скорости промчалась «Лада» четырнадцатой модели. Мужик за рулем с безумными глазами, ничего вокруг не видящими, бешеными, страшными, на полном ходу чуть не сковырнул боковое зеркало иномарки, разъезжаясь с которой наполовину вылез на встречную полосу. Это он так лужу объезжал. И все равно не обогнул. Фонтан грязных брызг едва не накрыл Серегу, но реакция не подвела, успел отпрыгнуть. А мужик за рулем «четырнадцатой» все с теми же бешеными, ничего не замечающими вокруг себя глазами умчался дальше по Подлужной с такой скоростью, будто мчит по автомагистрали. Серега посмотрел вслед безумцу. Что им движет? Ведь натворит дел на дороге – сам взвоет от последствий, в сравнении с которыми текущее положение вещей покажется цветочками. Подумаешь, работать запретили! Любому, не растерявшему остатки мозга, ясно, что это ненадолго: политиканам невыгодно множить количество бедных, голодных и властью недовольных. Но поскольку умные издавна в меньшинстве, постольку и пребывает народ в психозе.
Неспешно двигаясь по мосту в сторону Чистопольской, Серега все отчетливее понимал, что презирает земляков за малодушие, бесхребетность и трусость. Ходить гоголем они умеют, гонору выше крыши, а мужества нет.
Вчера он имел неосторожность почитать чат телеграм-канала «Наш Татарстан», и его чуть не стошнило от того бреда, который там пишут. Оказывается, большинство земляков поддерживает инициативу властей по всеобщему домашнему аресту населения. Они бесплатно и совершенно искренне требуют не выходить из дома. Как же легко ими манипулировать!
«Придурки! – ругался про себя Ксенофонтов. – Лето не за горами… Да что там лето! Уже в мае вы офигеете от сидения дома и повалите на улицы, забыв о том, как сами подпевали продажным медикам и писакам! Неужели не ясно, что самоизоляция – это не выход? Китайская зараза никуда не денется, хоть целый год дома дрожи от страха и маску к роже приклей!»
Серега не оставлял комментариев в этом сборище слабоумных. Он ненавидел споры в интернете. Он вырос в девяностые, привык отвечать за слова и писал в публичном сетевом пространстве исключительно то, что с равным успехом сказал бы человеку в глаза лично. А те, которые кроют друг дружку матом в чате, не более чем трусливые ничтожества, которых в детстве унижали. В жизни они свои змеиные глазки при встрече трусливо потупят. Вне анонимного виртуального мира они в разы тактичнее ведут себя, поскольку даже в эту деградированную эпоху еще не попрано правило призвать к ответу за базар. Серега Ксенофонтов, коренастый, плечистый, внушительного вида мужчина тридцати четырех лет от роду, сам не раз в этом убеждался, поскольку в жизни, в отличие от интернета, хамства по отношению к себе практически не встречал.
Бросив взгляд с моста на тот бетонный берег, где десять минут назад гулял, заприметил стройку. Рядом с мостом на недостроенной набережной возводили экстрим-парк для роллеров, скейтеров, велосипедистов и прочих любителей развлечений, пришедших в постсоветскую Россию во времена канала MTV. Для кого это строят? Для овощей, которые не ударили палец о палец, а пришли на все готовое, как паразиты? Это ведь они сейчас в чате того телеграм-канала несут в массы отборный бред, деградируя по домам на своих диванах. Их жизненная позиция проста, как телеграфный столб: наше дело телячье – обделался и стой. Зачем им экстрим-парк?
Чингисхан ненавидел города. Он не видел смысла в поселениях, где живет множество людей и нельзя пасти скот. А если какой-то город в довершение пытались украсить достопримечательностями, он приходил в ярость от такого нахальства. Когда он завоевал Пекин и увидел там живописный парк с прудом, по которому плавали грациозные лебеди, это зрелище показалось ему омерзительным. Город с таким безобразием ему нестерпимо хотелось разрушить до основания, завалить костями и залить кровью…
В шуме проезжавших по мосту машин погруженный в раздумья Серега не услышал звонка, но почувствовал вибрацию во внутреннем кармане. На связи был Денвер. – Здорово, Ксенофонт! Где гуляешь?
Ксенофонт – это не просто кличка, образованная от фамилии. Он воспринимал это как второе имя, даже более значимое для него, чем Сергей. Называться в честь воина и философа, соратника самого Сократа, для Сереги было за честь.
– Здорово, Ден! Да так, на Казанку ходил.
– На пробежку, что ли?