Меня зовут Нур Ахмат

Основные удары душманы направляют по всему новому, что пришло в жизнь афганского народа после революции. Это сельскохозяйственные кооперативы, земельно-водная реформа, новые предприятия. Школы — это тоже завоевание апрельской революции. Ведь мы с тобой, читатель, знаем, что в Афганистане из каждых ста человек ещё недавно умели поставить свою подпись только десять.

Новое — это и дворцы пионеров.

С какой гордостью показывал нам заместитель председателя Центрального совета пионерской организации Афганистана товарищ Джонали карту! Горящими лампочками обозначены провинциальные центры Афганистана, где открыты дворцы пионеров. Всего шестнадцать!

А потом с болью в голосе товарищ Джонали рассказывал: Дворец пионеров в города Файзабаде бандиты обстреляли из гранатомёта. В провинции Баглан — сто двадцать шесть школ. Из них работают только двадцать шесть. Остальные постоянно находятся под прицелом душмансних пулемётов.

Грамота, считают душмансниа главари, — только для богатых. А правоверным мусульманам победнее достаточно и священного писания. Дети главарей афганской контрреволюции, окопавшихся в Пакистане, на американских машинах ездят в богатые частные школы и университеты. Им можно. Если же афганский бедняк взял в руки книгу, значит, покушается на «чужое добро» — смерть ему!

Глядя на горы, дехканин говорил:

— В твоих словах страшная правда. И теперь я твой друг.

Он показал Нур Ахмату зажатую в ладони смятую бумажку и тихо спросил:

— Бача умеет превращать узоры на бумаге в слова?

— Я умею читать и писать, — гордо ответил Нур Ахмат.

Дырявая Папаха засомневался — ведь сам пророк Мухаммед не знал грамоты. Он осторожно протянул Нур Ахмату бумагу, которая оказалась листовкой. Мальчик быстро просмотрел её и вернул Дырявой Папахе.

— Откуда это? — спросил он.

— Сам аллах сбросил мне с неба эти узоры.

«Наверное, вертолёт разбрасывал листовки над их кишлаком», — подумал Нур Ахмат.

— Там сказано, что все, кто хочет из банд вернуться в свои кишлаки, могут не бояться наказания. Народная власть прощает им их ошибку.

— Я могу вернуться? — не поверил дехканин.

— А ты тем более. Ты же не басмач, тебя насильно угнали.

На это дехканин сказал;

— Человек — не верблюд, сам не захочет — никто не заставит. Запугали, обещали денег. Говорили: воевать за ислам…

Среди пленных, как сухой лист, пролетел шёпот. К Синему Тюрбану, восседавшему на камне, двое дюжих душманов подтащили упиравшегося старика.

— Сбежать хотел, собака! — Один из душманов с размаха ударил прикладом в согнутую спину старика.

Ноздри Синего Тюрбана заходили в злом трепете, он задышал тяжело и хрипло.

— Бежать?.. Значит, он забыл, что у него только одна голова.

Старик округлившимися от ужаса глазами смотрел на Синего Тюрбана и обречённо вжимался в землю.

— Сейчас вы увидите, — выводил Синий Тюрбан, — что бывает с теми, кто посмел ослушаться меня, кто не хочет служить Сайфуддин-хану.

Острым длинным ножом Синий Тюрбан водил у шеи старика.

— Все смотрите! Да не даст вам аллах оступиться!..

Не в силах сдержать стук зубов, Дырявая Папаха до хруста в костях прижимал к себе Нур Ахмата:

— Бача! Спрячь глаза! Не смотри! Не надо!..

СИНИЙ ТЮРБАН

Вход в шатёр, накрытый маскировочной сетью, охраняли человек десять душманов в зелёных халатах, Здесь же стояли два больших пулемёта. Синий Тюрбан подтолкнул Нур Ахмата:

— На колени, сын шакала!

Походный электрический светильник под потолком шатра горел приглушённым жёлтым светом. Толстый прохладный ковёр, в котором утонули израненные ноги Нур Ахмата, вдруг поплыл куда-то в сторону, Он узнал эти по-лягушачьи выпуклые глаза, обвисшие щёки. Вспомнил фотографию бандита на листовке.

Нур Ахмат сжался в комок. Сердце ухало. Жёлтый свет то тускнел, то вспыхивал.

Сайфуддин-хан стоял, глядя в упор на Синего Тюрбана: