Я не учла две вещи. Во-первых, что она беременна. Это я поняла сразу, как только увидела эту нахальную девчонку — джемпер Патрика, который я сама ему и покупала, прикрывал ее округлившийся живот. Я предположила, что это ребенок Патрика, и она намекнула сама, что считает так же. Это была ошеломляющая мысль. Он умер, но оставил ребенка, словно неожиданный дар. Малышку или малыша с его темными волосами и синими глазами — такого, как я представляла себе все эти годы в детской пастельных тонов, которая давно стояла наготове. Его ребенок. Если я сломаю Сьюзи, разнесу в клочья ее жизнь, возможность оказаться рядом с ребенком, когда он появится на свет, станет призрачной, нереализуемой. А мне так хотелось подержать его на руках. Закралась мысль: а вдруг Сьюзи вовсе не хочет этого? Ребенок погибшего любовника, случайность. Зачем ей это? Когда я познакомилась с ней поближе, эта мысль только укрепилась. Сьюзи совершенно не годилась в матери. Она была неорганизованная, суматошная, вечно недовольная. Их дом, несмотря на все современные навороты, совершенно не годился для воспитания малыша. Я продолжала наблюдать, все больше и больше убеждаясь в своей правоте.
Другой вещью, которую я не учла, стало чувство жалости к ней. В какую же ловушку загнала себя эта девчонка, связавшись с помешанным на контроле, пассивно-агрессивным мужем, настолько обессиленная, что решила, что не сможет от него уйти. Она даже не знала, что Патрик погиб, и, наверное, считала, что он просто предпочел исчезнуть из ее жизни. Брошенная и беременная. Я знала, каково это, когда кто-то срывает на тебе свое раздражение, говорит, что ты спятила, что ты ни на что не годишься, что ты слабоумна. Поэтому, заняв место ее услужливой новой соседки и наперсницы, я составила новый план. Изучить Ника Томаса и выяснить, какие скелеты таятся в его прошлом. Убедить Сьюзи расстаться с ним до того, как родится ребенок. Дождаться, когда дитя родится, и сделать все, чтобы оно осталось со мной навсегда.
В тот вечер, когда кто-то схватил меня за руку в собственном доме, я закричала. Я попыталась отбиваться:
— Вон из моего дома! Убирайся!
— Спокойно, Элли, — раздался голос возле самого моего уха. — Не шуми. Я просто хочу поговорить.
Я нащупала выключатель и разглядела человека, прищурившегося от яркого света. Джеймс Конвей. Я почувствовала запах перегара.
— Какого черта ты здесь делаешь?
Сьюзи
После всего, что произошло, едва ли стоило удивляться тому, что я ничего не знала. И все же мне было трудно поверить в то, что я видела собственными глазами. Нора, моя новая подруга, которой я доверила все свои тайны, была твоей женой. Твоей вдовой. Элинор. Нора. Одно и то же лицо.
Услышав, как кто-то, подойдя к дому Норы, продирается через сад и пробует открыть заднюю дверь, я выскочила через переднюю и бросилась в темноту за дорогу. Я не знала, кто это, и слишком боялась обернуться. Машин поблизости я не заметила. Забежав к себе в прихожую, я некоторое время стояла в темноте, трясясь от прилива адреналина, страха, шока — всего сразу. Нора. Элинор. Твоя жена жила в соседнем доме. Это безумие.
Я не знала, что делать. Ник скоро должен был вернуться с работы, и я никак не смогла бы ему объяснить, почему расхаживаю взад и вперед в темноте. Прошло, наверное, минут десять, и я увидела подъезжающую машину Норы — значит, это не она меня спугнула. Интересно, тогда кто? Забавно, если это и в самом деле был взломщик, которого я собиралась использовать в качестве предлога, если бы она застала меня в своем доме. Я увидела, как она посмотрела в сторону моего окна, и пригнулась — глупо, ведь при выключенном свете она не могла меня увидеть. Нора, которая бывала в моем доме, в доме которой бывала я, с которой я вдвоем гуляла по пустынной местности, стала воплощением ужаса. Я вспомнила о мертвом кролике. О слове на снегу. О том моменте, когда я упала и увидела, что она не сразу решилась мне помочь. Но та странная музыка в моем доме — разве она могла это сделать?