Меня зовут Ворн

Вечером Тоша чувствовал себя гораздо лучше, чем накануне в обед, и после супа, которым заботливо, с ложечки, накормила его Галина, чему мальчишка был крайне удивлен, сил у него прибавилось. Калин оказался очень дружелюбным мальчиком, общительным, а не заносчивым гордецом, как у поваренка изначально сложилось о нем мнение. Они довольно долго разговаривали, быстро найдя общий язык, и известие о том, что Калин этой ночью покинет их заведение, и они, возможно, больше никогда не увидятся, Тошу сильно огорчило. В лице этого юного воина он впервые увидел друга, настоящего, с которым он даже решился бы на безумие – сбежать из харчевни и путешествовать по миру. Тошка всей душой надеялся, что эта беседа не последняя, что когда-нибудь, в будущем, они еще встретятся, и вполне возможно, он покинет свой дом и отправится навстречу опасным приключениям вместе с другом. Мысленно он поклялся себе, что будет ждать этого дня и готовиться к нему. Тоша сжал в руках свои обновки.

– Я научусь владеть этими ножами и не опозорю ваш подарок, – пообещал он Калину напоследок.

Оставив Галине нужные лекарства и указания, как и что надо делать, Норг, Гобла и Калин, словно воры в ночи, крались огородами к лесу, где их поджидали друзья. Мрякул же сидел на коньке крыши, вылизывая черную шерстку самочки. Посмотрев вслед исчезающим во мраке людям, он пронзительно мрукнул и вспорхнул в небо, заложив вираж над таверной, полетел вслед за Калином. Самочка, вспорхнувшая следом, еще какое-то время кружила в небе, призывно и жалобно мрукая, но Полкан, исчезнув во мраке, не вернулся.

Глава 19

Если чуть не дойти до города, можно упереться в берег огромного озера. С тихим шелестом волны его выбегают на сушу. Приткнувшаяся к берегу небольшая рыбацкая деревушка огородилась редкими тонкими шестами, между которыми растянуты сети. Сразу за деревней высокой громадой нависал лес и убегал дальше вокруг озера.

– Дед, продай лодку, – подошел к рыбаку Норг, подбрасывая в руке кошель с монетами.

– Отвезу, куда скажешь, а продать не могу. Кормилица.

– Новую купишь. Лучше, чем это корыто.

Рыбак изогнул седую бровь.

– Новую, говоришь? Новая сейчас семь имперских монет стоит, не меньше, а моя и на три не потянет.

– Восемь монет, и ты меня никогда не видел. По рукам?

– По рукам.

Подгреб Норг к месту, где прятались его товарищи, те загрузились на борт и отправились петлять по одной из нескольких речушек, питающих озеро. Речушка та завела путников в лес, и снова путь пешком через буреломы. Глубокой ночью они пришли к тайному лазу под корневищем старого дерева. Видно было, что им давно никто не пользовался, но Нушик отлично знал дорогу, бодро шагая по подземным коридорам. Калин, не чувствуя ног, старался не отставать. Норг с Гриней также были хмурые – устали. А Гобла улыбался.

– Гобла, чего ты такой счастливый вечно, а? – не выдержал Норг.

– Не вижу причин для грусти, друг мой. Жизнь прекрасна. Ею нужно наслаждаться каждый миг. Ты ведь не знаешь, когда твоя жизнь прекратит свой бег? Вот и я не знаю. Предпочитаю не тратить ее на дурное настроение, – он подмигнул хмурому Калину. – Улыбайся, и самая темная ночь тебе покажется светлее.

Выбрались из подземелья в подвале, средь винных бочек. Поднялись по каменным ступеням и очутились на кухне самой обычно таверны. Затхлость, пыль и гирлянды паутины говорили о том, что давно на этой кухне никто ничего не готовил. Выйдя в зал для посетителей, Калин увидел старые столы и лавки, потемневшие от времени и от слоя пыли. Сквозь щели в заколоченных окнах пробивался лунный свет.

– Ну, что, ребятки, считай, дома уже, – расплылся в улыбке Лаки.

Нушик смахнул рукавом пыль со стола и поставил туда кресло с дедом. Снял с плеч лямки.

– Что это за место? – осматривался Калин. Его взгляд зацепился за небольшую сценку с воткнутой вертикально железной трубой по центру. – Это что, стрипбар? – удивился паренек.

– Чего? – не меньше него удивился Лаки.

– Это заведение, где голые девки по сцене скачут и вот вокруг такой палки, – указал он на пилон, – как змеи выкручиваются, демонстрируя свои прелести зрителям. А те им деньги в трусы суют.

– Верно, так оно и было, только звалось иначе – танец мотыльков, а такие танцовщицы – их специально обучали, они называются «ночные бабочки» – крайне редкий и очень ценный товар. На рынке невольников за такую бабочку можно от двенадцати до сотни монет выложить, когда обычную за три-десять имперских спокойно купишь. Чуешь разницу? – моложаво приосанился Лаки. – Эх, красотень когда-то тут была. Жаль, прикрыть пришлось. Бюрократы проклятые.

– Мне отец в дорогу денег дал, – полез Калин во внутренний карман своего рюкзака. – Несколько больших кругляшей и целую жменю мелких. Те, что большие, это имперская монета, я уже понял, а вот с мелочью пока не знаю, как оно называется, и какова ценность.

Достав небольшой мешочек из грубой ткани, он высыпал содержимое себе на ладошку.