Меня зовут Зойла

Он улыбается с тем же выражением лица, что и в тот день, когда показал мне свои уши. Перед этим детским выражением я не могу устоять.

– Ты член Совета?

Внезапно я вспоминаю тот день, когда раздевалась перед ними, и чувствую, что краснею. Он тоже покраснел.

– Я… ничего не мог сделать.

Эльф, который всё это время не двигался со своего места и не поднимал головы. Тот, который был в капюшоне при каждой нашей встрече. Тот, кто уговаривал пантеру!

– Ты – эльф, владеющий голосом! Прямо как бабушка.

– Она послала меня присмотреть за вами, когда Герб отправился искать вас.

– Присмотреть за нами, чудак? Я не помню, чтобы ты сильно заботился обо мне.

– Лиам!

Я прыгаю в его объятия, и он ловит меня на лету.

– Ух ты, – говорит Кина, – ты очень быстро восстанавливаешься.

– Если кто-нибудь ещё заберётся на эту платформу, мы повалим дерево. Пойдём, пойдём, коротышка.

Я больше не маленькая девочка, за которой нужно присматривать, защищать от тех, кто нас окружает. Он это знает, и я это знаю, но мне нравится быть его коротышкой.

Мы спускаемся на поляну, где нас ждёт часть семьи. Я слышу, как новость о моём пробуждении передаётся из уст в уста. Через несколько минут все солнечные эльфы окружают меня. Пришли и другие члены Совета, целитель и бабушка. Я обнимаю её.

– Так же упряма, как твоя мать, – отчитывает она меня.

И начинает ругать меня за риск, на который я пошла, за глупую идею превратить себя в дерево.

– Это было ненадолго, чтобы солнце не увидело меня.

Лиам молча благодарит меня и показывает мне свою метку. Теперь она выглядит завершённой – круг и лучи. Идеальное солнце. Герб тоже подходит ближе.

– Ты сумасшедшая, Зойла. Ты слишком человечная.

Тон его голоса передаёт ту же теплоту, что и его кожа, когда он сидел рядом со мной в лесу и ел лепёшку. Я обнимаю его, и он обнимает меня в ответ.

Все эльфы расступаются, когда члены Совета подходят к нам. Они идут с непокрытыми головами, их белые туники касаются земли, не пачкаясь. Раймон, стоявший позади меня, присоединяется к ним. Все молчат. Старший из советников делает шаг вперёд, останавливаясь в нескольких сантиметрах от меня. Он вызывает такое уважение, что я почти боюсь.

– Человек, – его голос, кажется, исходит откуда-то из-под белой туники, – ты солгала нам, ты солгала солнцу, ты подвергла риску свою жизнь, жизнь своего брата и жизнь Герба.

Я не знаю, что сказать. Я пытаюсь посмотреть на Раймона, который всё ещё стоит рядом с ними и уклоняется от моего взгляда. Лиам, Кина, бабушка… Все они сделали несколько шагов назад, и только Герб остался рядом со мной.

– Примите во внимание, что она не знает правил эльфов.

– Она не знает, Герб. Но ты знаешь, что не можешь выступать перед Советом без разрешения, – тон его голоса не допускает возражений.

– Сэр, я…

– Прекрати перебивать меня. Мало того что ты, маленький человек, такая, как есть, но пожалуйста, не заражай всех эльфов. Иначе всё может кончиться гораздо хуже, чем с пантерой.

Я расслабляюсь, потому что его тон изменился. Теперь он только притворяется, что сердится.

– Ты сильно рисковала, но таковы люди. Импульсивные, сумасшедшие, страстные. Думаю, нам просто придётся привыкнуть к этому.

Теперь они сами говорят о том, чтобы привыкнуть ко мне, к нам.

– Я уйду сегодня же и больше не буду вас беспокоить.

Возгласы огорчения множатся в моей голове, но я борюсь с ними.

– Моя вторая бабушка одна, и нам есть что рассказать друг другу.

Все они прощаются и обнимают меня, но вскоре возвращаются к своим делам и своим медленным, ловким движениям. Я обещаю Лиаму и Кине, что скоро приду навестить их, и подмигиваю ей, когда говорю брату, чтобы он рассказывал ей сказки. Я отправляюсь в хижину дедушки, чтобы попрощаться с ним, и меня охватывает печаль от мысли, что, возможно, это прощание будет последним. Я никогда не встречала его, но что-то подсказывает мне, что он значительно облегчил бы моё пребывание в эльфийском мире. Он изгнал отсюда отца, но кажется, теперь я понимаю, чего он боялся, и мне жаль, что у него не будет возможности объяснить мне это.

Я подхожу к его дереву и без труда взбираюсь на него. Когда я выхожу на платформу, я немного кашляю, чтобы обозначить своё присутствие. Здесь же нет двери, в которую можно постучать. Бабушка выходит из-за занавески. Я снова обнимаю её и замечаю, что её тело слишком маленькое. Я не заметила, что она тоже по-своему измотана, как и бабуля. Она потеряла дочь, её муж умирает, а сын и внуки едва не погибли в лапах той самой пантеры, которая разорвала грудь дедушки.

– Все закончилось, – говорю я, пытаясь подбодрить её. Но когда я говорю это, я понимаю, что дедушка лежит, умирая, в гамаке в нескольких метрах от меня, и чувствую себя глупо.

– Успокойся, я понимаю, о чём ты. Но и его время на исходе.