— Не ссорьтесь, детки, — влезла в разговор Аласур, — даже если девочки не будут драться, Мие все равно надо всему научиться. Так, что не смей им мешать, Рэм.
Неделю спустя Миа стояла на вершине пологого холма, а на равнине перед ней раскинулся огромный военный лагерь. Только сейчас она начала осознавать всю мощь Пандемониума — тысячи палаток ровными рядами тянулись почти до самого горизонта, между ними ходили, сидели у костров, тренировались десятки тысяч демонов — солдат, которые пришли сюда, чтобы вступить в битву за ее интересы. По спине девушки пробежал противный холодок от мысли, что часть из них, а возможно и все они, могут не вернуться домой.
«Что же я наделала?»
За ее спиной тихо зашуршала ткань палатки:
— Малышка, все уже в сборе, не хватает только тебя. — Рэм нежно обнял ее со спины.
— Мне нечего делать на военном совете, я в этом ничего не смыслю.
— Ты должна быть там, как идейный вдохновитель, ведь все это происходит для тебя и по твоей воле.
Ей не нравилась эта мысль, но изменить что-то уже было невозможно. Рэм увлек ее в палатку, где собрались все тринадцать генералов Пандемониума.
За три часа обсуждения дальнейших планов Миа поняла только три вещи. Первое: армия Пандемониума действительно огромна; второе: вся эта военная машина разделится на несколько частей, чтобы атаковать одновременно с шести точек вдоль всей границы, и третье: генерал разведки Эланойя Которан и Рэм имеют какое-то общее прошлое. Об этом говорили бесконечные улыбочки и многозначительные взгляды демоницы, шутки, понятные только им двоим, постоянные «как тогда…» и «помнишь, Рэм?». А десятки мимолетных прикосновений, которые Эланойя оставила на его руках, плечах и спине, вызывали желание встать и несколько раз «случайно» грохнуть ее лицом об стол, на котором сейчас была развернута большая карта Моргенхолда.
«Нужно будет у Кхаорин узнать, что между ними было. Как же это бесит!»
Следующие несколько дней прошли в бесконечной суете: одни подразделения армии прибывали в главный лагерь, другие выдвигались к точкам, с которых начнут наступление на Моргенхолд. Рэм постоянно пропадал на военных советах, солдаты занимались каждый своим делом — одни тренировались, другие доводили до идеала остроту своего оружия, третьи отдыхали в палатках или у костров. А Миа не знала куда себя деть — она никого здесь не знала, еще и Рин куда-то запропастилась. Ведьма бесцельно бродила по лагерю, пока не столкнулась с Хароном.
— Скучаешь, Леди Каррас? — спросил он весело улыбаясь.
— Хар, ну сколько можно? Зови меня Миа.
— Чтоб твой генерал мне голову оторвал?
Ревность Рэма с каждым днем проявлялась все ярче.
— Как же мне это надоело! Я целый день хожу тут как призрак, и ты первый кто на меня хотя бы посмотрел. Он что, всю армию запугал уже?
— Эм… ну, да… Сказал, кто посмеет смотреть на тебя, тому он лично оторвет… кхм…
— Ясно. Чтобы не смотрел никто, да? — в глазах ведьмы появились красные оттенки, на лице заиграла обманчиво доброжелательная улыбка, — Хар, ты ведь не занят сейчас?
— Да я… — зеленоглазый демон судорожно соображал, как бы сбежать от нее, так как чувствовал, что назревает нечто нехорошее.
— Отлично, — продолжила Миа, хватая его за руку, — пошли!
— Стой, что ты делаешь? — пытался протестовать парень пока она тащила его по узким проходам между палатками в сторону импровизированной арены для тренировок.
— Ты же у нас мастер боя с алебардой? У меня как раз пробел в этой области знаний, подучишь меня. — Даже не глядя на ее лицо, Харон понимал, что девчонка злится.
Возле арены как всегда было людно, на песке виднелись пятна впитавшейся крови, две демоницы близняшки катались по земле и ожесточенно лупили друг друга кулаками под одобрительные крики толпы. Миа с удовлетворением огляделась вокруг, это было именно то, что нужно. «Чтоб не смотрел никто, говоришь?»
Одна из демониц, наконец, сдалась, не в силах продолжать бой из-за серьезного рассечения на лбу — ее глаза заливала кровь, мешая видеть противницу, не говоря уже о многочисленных ссадинах и кровоподтеках по всему телу.
Поддерживая друг друга, девушки покинули арену, и Миа тут же вытолкнула на площадку Харона. Он уже понял, что она задумала, и почти смирился с тем, что жить ему осталось не более часа. В ее руке сверкнул Килхарис в виде алебарды с вытянутым лезвием и острым обухом. От наконечника вниз по черному древку вилась золотая филигрань, в месте соединения обуха и секиры красовался крупный черный камень.
Как только она вышла на арену, по толпе пробежал удивленно-испуганный шепот: «Каррас, это Леди Каррас…» Харон понял, что обречен.