На протяжении недель, вплоть до интегрирования Карен №2, с середины лета до начала осени 1997 года, предыдущие слияния продолжали давать о себе знать. Воспоминания и эмоции, принадлежавшие разным личностям, становились неотъемлемой частью ежедневной жизни Карен. Теперь, когда она шла в магазин, то всё время она управляла процессом, принимая собственные решения по поводу того, что купить, и в итоге в сумке она не обнаруживала ничего неожиданного по возвращении домой. Также она сама решала, куда ей хотелось ходить, какую одежду носить и с какими друзьями общаться.
Поначалу Карен считала эти новые способности чем-то чуждым. Она думала, что ей не следовало «так поступать» и поступает предательски по отношению к другим личностям. Но постепенно её альтер-эго стали частью её личности, и Карен втайне даже от себя становилась настоящей полной смесью всех некогда обособленных частей. По мне, она превращалась в цельную личность, избавившись от депрессивной оболочки, человеком со сложным и интересным внутренним миром. Я полагал, что процесс синтеза её личностей будет продолжаться несколько следующих месяцев или даже лет.
Дженсен всё не решался принести мне свои рисунки. Вдобавок к тому, что он хотел отложить свое слияние с Карен (это мне объяснил Холдон), ему не хотелось раскрывать эмоции, которыми были пропитаны его творения. Карл говорил Дженсену, что их мысли и переживания полны зла, поэтому он мог их бояться. Когда я поговорил с Дженсеном, он всё подтвердил. Он знал, что я ходил в школу и что могу «прочесть между строк». По его мнению, рисунки «ненормальные», его будут «порицать» за них и их «спрячут, куда подальше, или что-то в этом роде». Когда они были в психиатрической больнице, он рисовал, но только траву и деревья, не показывая никому, что творилось на самом деле внутри.
- Есть ли еще какие-то причины? - спросил я его прямо.
- Что Вы имеете в виду? - спросил Дженсен.
- Ты понимаешь, что рисуешь зло... и от этого тебе плохо? Ты думаешь, что своего рода преступник, запертый внутри Карен?
Дженсен начал рассматривать пол и кивнул. Он не смог сдержать слезы.
Я предложил ему нарисовать и нечто хорошее. Я пытался внушить ему мысль, что он ничем не отличался от остальных, поскольку у всех нас есть плохие и хорошие стороны. Мне показалось, ему от этого полегчало. Я попросил его рассказать побольше о себе.
- Мне одиннадцать, я черный, и я рисую, - вёл он себя как обычный подросток. В нем осталась ещё детская невинность, но он действовал со знанием дела. - Я появился примерно, когда убили президента Кеннеди. Карен всегда хотела рисовать. Она делала наброски и зарисовки, но она, в сущности, в этот момент не присутствовала при их создании. Остальные личности делали вещи за неё. Я появился, чтобы рисовать.
Я кивнул, подавая сигнал Дженсену, чтобы он продолжал.
- Иногда в школе я рисовал разные закорючки: чертей с ангельскими крыльями, свечи, которые плакали кровью, что-то в этом роде. В католической школе к этому плохо относились. Отец сжигал мои рисунки, если были странными. Я боюсь огня. Однажды в школе я нарисовал плачущего Иисуса, с обеих рук которого свисали по мертвому ребенку.
- Может, если бы был кто-то, кто мог бы понять твои рисунки, тебе бы помогли раньше.
- Я тебя не совсем понял, - сказал Дженсен.
- Дети - часть Карен. Иисус оплакивает своих измученных детей.
- Именно это я и хотел нарисовать, - глаза Дженсена были полны слёз, он смотрел из стороны в сторону и выкручивал руки. - Сестра обрызгала рисунок святой водой и ударила по моим рукам линейкой. Они неделю болели. Не хочу, чтобы мне причиняли боль!
- Ты боишься, что я могу причинить тебе боль, если буду слишком строг по отношению к твоим творениям? - поинтересовался я.
Я пытался добраться до его страхов, которые лежали в основе его нежелания показывать мне свои творения.
- Не знаю, - ответил он. - Мне кажется, будто на меня давят. Я боюсь, что сделаю что-то плохое. Когда отец сжег мои рисунки, мне казалось, будто сжигали меня.
- Словно рисунки были частью тебя самого, - заметил я, показывая, что понимаю его чувства. Дженсен снова кивнул с ещё большим облегчением.
- Ты часто бодрствуешь?
- Не очень. С момента начала интегрирования Карен я нечасто появлялся. В последний раз я проснулся, когда мы пошли в музей естествознания. Это было потрясающе! Но я бодрствовал не всё время: когда мы видели страшных животных, появлялся Майлз, а Сидни вышел посмотреть на динозавров. Я разглядел все рисунки, мумии, поделки и предметы старины. Я единственный, кто подмечает все детали: орнамент на столах, форму посуды. Карен провела там несколько часов, но запомнила лишь самую малость. Это её расстроило.
Если бы Вы пробыли с нами целые сутки, то Вы бы устали. Мы просто жили, переключаясь от одного к другому. Но всегда нечасто появлялся, мне всегда хотелось быть похожим на Майлза или Сидни. Они частенько выходили наружу. Обычно я сидел в комнате без окон, где был лишь стол с лампой, на котором я мог рисовать.