Меняя личности

Не скрою, что мне было любопытно наблюдать за таким выплеском энергии у Карен, чьи личности обычно тихие, подавленные и в некоторой степени незрелые. Она в ярости и готова взорваться. Мне пришлось опираться сугубо на свой авторитет взрослого, чтобы удержать Дженсена, который был маленьким мальчиком. Конкретнее я имел в виду стиль поведения (отчасти я научился ему от своего отца, а затем отшлифовал собственным сыном), заключавшийся в том, что родительский авторитет и уверенность победят гнев мальчика. Не важно, насколько зол мой сын, я смогу победить его гнев. И он прекрасно это знает и на это полагается.

- Вижу, что ты зол, - сказал я спокойно, выдерживая его бешеный взгляд. - Почему бы тебе не рассказать о том, что вызвало твой гнев?

- Я разрушил стены внутри и теперь хочу их восстановить, но не могу!

- Ты хочешь их построить заново?

- Да, я не хочу больше выходить. Я хочу всех убить! Никогда больше не появлюсь!

- Ты - тот, кто соорудил стены? - спросил я, не обращая внимания на его гнев.

- Да, - сказал он, немного сбитый с толку. - На это уходят целые года. Каждый раз, когда что-то случается, я создаю кусок стены из ощущения или воспоминания.

- Ты сказал, что часть стен ты сам разрушил.

- Да, я строил вокруг себя большую каменную стену.

- Большую каменную стену от того, чтобы тебе больше никто не причинил боль? - поинтересовался я.

Дженсен удивлённо посмотрел на меня, словно его застали на месте преступления. Я смотрел на него так, словно уже знал ответ. Он потупился. Градус его гнева постепенно снижался.

- Я возводил стены все эти годы, чтобы уберечь нас, а теперь они рушатся, - произнёс он с грустью в голосе.

- Не понимаю, почему это должно тебя так сильно пугать, если только ты не думаешь, что остальным грозит опасность, и ты не сможешь им помочь, как раньше.

- Да! Мы не сможем это пережить, если у нас не будет стен.

- Дженсен, но сейчас ничто тебе не угрожает так, как угрожало раньше. Тебе надо мне поверить. Карен больше не страдает так, как раньше. Другие хотят пройти сквозь эти стены. Всё будет хорошо.

Дженсен выглядел озадаченным, обиженным и грустным. Но я также не мог не заметить и облегчение на его лице. Я не осознавал, какая это для него невероятная перемена, и не оценивал в полной мере его роль стража того, чтобы переживания не смешивались. Я чувствовал, что ему потребуется время, чтобы окончательно свыкнуться с идеей объединения, а не распада. Дженсен ушёл, не поверив мне.

- Я скучала по Вас, - сказала Клэр. Она была крайне неразговорчивой. Её глаза рассматривали пол, и она говорила шёпотом, что я едва мог её услышать. - Доктор Байер, мне страшно.

- Клэр, чего ты испугалась?

- Вчера вечером мы смотрели страшный фильм. Я его тоже смотрела.

- Как он назывался?

- Мне кажется, он назывался «Первобытный страх». Тогда я вспомнила о священнике.

- Хочешь рассказать то, что ты вспомнила?

Запинаясь, Клэр рассказала следующее:

«Карен посмотрела на часы, до конца занятий осталось тридцать минут. Отец Моравец вошёл в класс, заметил Карен и что-то прошептал на ухо учительнице, а затем отошёл в сторону. Карен отключилась, и Клэр увидела, что он стоял над ней и тихо сказал, что ей надо будет зайти к нему после школы. Клэр кивнула и смотрела перед собой, не слушая учительницу. Время шло, и прозвенел звонок.

Когда последние ученики выбежали из дверей, Клэр шла по коридору к кабинету отца Моравеца. Её отец, полицейский, Берт, уже там.

- Карен, присаживайся, - сказал священник. - Мы подождём Скотта.

- Скотт - племянник Берта. - Клэр посмотрела на своего отца, который улыбнулся ей своей будничной хищной улыбкой.

Клэр сидела на одном из тех деревянных стульев, на которых ученики обычно ждут наказания за свои проступки. Она сидела здесь и раньше, но не из-за того, что плохо себя вела.