Меняя лица

Зал погрузился во тьму. Ферн помедлила, гадая, не хочет ли Эмброуз, чтобы она оставила его в этой темноте. Но тогда зачем он обещал отвезти ее домой?

— Мне уйти? Я сама доберусь… здесь недалеко.

— Останься. Пожалуйста.

Эмброуз вел себя странно, отчужденно, казался таким несчастным. Но он попросил ее остаться, и этого Ферн было достаточно. Она осторожно пошла назад, к нему.

— Ферн? — окликнули немного правее.

Ферн опустилась на четвереньки и поползла.

— Ты где? — Голос Эмброуза смягчился, стал теплее.

Приблизившись, Ферн дотронулась до его колена. Эмброуз взял ее за руку и потянул к себе на мат. Они легли рядом. Было так странно чувствовать его прикосновения в этой непроглядной темноте. Ощущения Ферн обострились; дыхание Эмброуза одновременно будоражило и… успокаивало ее. Будоражило — потому что она не знала, что произойдет дальше, успокаивало — потому что было ровным и горячим: вдох — выдох. А потом он приблизился вплотную и коснулся губами ее приоткрытых губ.

Он целовал Ферн так, словно тонул, а она была воздухом, так, словно падал, а она была спасительной землей. Может, он целовал так всех, даже Риту. Ферн целовалась только с ним, ей не с кем было сравнивать. Она вряд ли могла отличить плохой поцелуй от хорошего, но это было и не важно. Ей казалось, будто и мир вокруг, и ее собственное сердце вот-вот вспыхнут. Это все, что она понимала.

Но ничего вокруг не вспыхивало, зал по-прежнему окутывала темнота. Мир не полыхал огнем, маты не плавились, но Ферн знала: едва закончится этот поцелуй, от нее прежней останется лишь горстка пепла. Пути назад не будет. Эмброуз изменит ее навсегда, отнимет шансы на счастье с кем-нибудь другим. Даже если бы до этого ее целовали тысячи мужчин, она знала это.

У Ферн вырвался сдавленный, почти жалобный стон. Хотелось разодрать одежду на Эмброузе, хотелось убедиться, что он настоящий и, главное, что он ее, пусть даже всего на миг. Она прижималась к нему все теснее, вдыхая запах его тела, смешанный со свежестью недавно выстиранной майки. Она целовала солоноватую, неровную от шрамов кожу. И вдруг в распаленном рассудке мелькнула мысль, обдавшая острым колючим холодом.

— Почему ты целуешь меня только в темноте? — неуверенно прошептала она, оторвавшись от его губ.

Эмброуз по-прежнему прижимал ее к себе. Обнимал, но его осторожные прикосновения совсем не были откровенными. И все же Ферн дрожала, тщетно пытаясь примирить в себе желание и необходимость узнать ответ.

— Ты боишься, что нас увидят вместе? — Ферн склонила голову Эмброузу на грудь. Но ответное растерянное молчание сковывало льдом.

— Ферн…

— Почему ты целуешь меня только в темноте? — повторила она тихо. — Ты меня стыдишься?

— Я целую тебя не только в темноте… или?..

— Да… только так.

Снова тишина, прерываемая лишь его дыханием.

— Так что?.. Стыдишься?

— Нет. — Эмброуз сглотнул, снова нащупал ее руки в темноте. — Я стыжусь не тебя. А себя.

— Почему?.. — Впрочем, она догадывалась об ответе.

Пальцы Эмброуза легко коснулись ее лица, очертили скулы, остановились возле губ. Она отодвинулась, правда, хотелось, наоборот, прижаться еще ближе.

— Даже со мной? Ты не хочешь, чтобы я тебя видела?

— Я не хочу, чтобы ты думала о том, как я выгляжу, когда целую тебя.

— А ты думаешь о том, как выгляжу я?

— Да, — хрипло выдохнул он. — О твоих длинных рыжих волосах, о твоих губах, о том, какая ты… хрупкая, нежная. Мне так хочется касаться тебя, Ферн. Я… даже забываю, что уродлив, одинок и вконец запутался в своей жизни.

Мир вокруг вновь запылал невидимым огнем. Ферн с трудом сглотнула, ощущая головокружение. Ей всегда казалось, что мужчины говорят такие слова женщинам лишь на страницах книг. Неужели… неужели и в жизни может быть так? Может быть… с ней?

— С тобой я чувствую себя в безопасности, Ферн. Ты заставляешь меня забыть все ужасы. И когда я целую тебя, я не могу остановиться. Все остальное кажется неважным. Это единственное, что не дает мне сойти с ума с тех пор, как…

— С тех пор, как тебя ранили? — Она все не могла перестать думать о его словах — распаленная, но испуганная, тронутая до глубины души, но сомневающаяся.

Он вдруг крепко выругался. И это прозвучало как пощечина.

— С тех пор, как погибли мои друзья, Ферн! С тех самых пор, как четверо моих самых близких друзей погибли у меня на глазах! Я выжил. Они нет. Я здесь, а их нет! Я заслужил это лицо!

Эмброуз не кричал, но Ферн почти физически ощущала его глухую, злую боль. Ее собственное сердце билось неровно, лихорадочно. Ферн ошеломила услышанная брань, но куда сильнее — это черное отчаяние. Хотелось метнуться к двери и включить свет, чтобы вместе с темнотой оборвать мучительный разговор. Но она даже не понимала, в какой стороне выключатели.

— Рядом с тобой я забываю, что Бинс не войдет сюда, застав нас врасплох. Забываю, что Грант, как пушинка, не взлетит по этому канату. Что Джесси не попытается в очередной раз надрать мне зад, потому что в глубине души верит, что он лучше меня… Сегодня я почти ожидал найти Поли спящим в углу на матах. Если его не было на уроке, он мог быть только здесь!