Меняя жизни

Всю жизнь, сколько себя помнил, он был на войне, и только это являлось смыслом его жизни. Вокруг него всегда витала смерть. И, только одержав победу, он мог ненадолго почувствовать себя живым. Он, раз за разом доказывая что-то себе и отцу, ввязывался в неравные сражения, словно искал смерти или бросал вызов самим небесам.

– Я – полноправный император этих земель! – полководец ударил себя кулаком в грудь и, очнувшись от мыслей, отдал приказ выступать.

Когда сборы были закончены, он с гордостью осмотрел свое войско. Его армия сейчас была даже больше, чем у Александра. И его отец, который управлял почти всей империей Македонского, гордился бы им теперь. Но его убил проклятый Птолемей, объединившись с другими диадохами – преемниками Александра. Им было мало своих владений, и они решили распотрошить империю его отца.

– Чертовы «освободители»! – зло усмехнулся воин, – прикрываясь тем, что мой отец был тираном, отобрали все, что было положено мне! – На него нахлынули воспоминания о битве при Ипсе, где был разгромлен и убит его отец, который, несмотря на свой преклонный возраст, сражался до конца, а сам Деметрий тогда еле спасся, но потерял все земли отца, и вместо великой империи ему оставили лишь жалкий ее огрызок.

И сегодня ему важна была только победа: он уже не мальчишка, который лишь учится воевать. Он великий полководец с многочисленными победами, имя которого вызывает дрожь у неприятеля.

Прошло всего несколько часов и – в этот раз судьба была благосклонна к нему – Ивклида пала. Он не оставил от нее камня на камне. Весь город был в огне, уничтожен, разрушен, разграблен, всюду море крови и людского страдания. Как будто там, где была жизнь, прошел смерч из огня и металла, разрушив все на своем пути.

Полководец не остался, как это было всегда принято, праздновать победу на руинах города. Вместо этого он, словно чувствуя беду, возвратился со своим войском и трофеями в лагерь.

«Теперь Птолемей будет вынужден признать мое господство над всей Грецией, а не только над Македонией», – он улыбнулся своим мыслям, но не почувствовал и капли удовлетворения от осуществления своего плана. Только одно разочарование, которое он ощущал уже много лет подряд, когда заканчивалось сражение.

Вернувшись в лагерь, он не забыл про тех часовых, которые уснули ночью и подвергли войско опасности. Он отдал приказ казнить их прилюдно в назидание остальным, если, конечно, они остались в живых после битвы.

Войско зароптало – даже по меркам варваров было сурово убивать тех, кто только что выжил. Он слышал, что воины были недовольны этим решением, но остался непреклонным.

Затем полководец направился в свой шатер и не успел еще даже сбросить свое военное платье, как к нему зашли его верные телохронители, соматофилаки, с известиями, которые он так сильно ждал.

Новости оказались отвратительными: против него опять объединились трое великих диадохов вместе с его же союзником – Пирром. Это привело Деметрия в ярость, и он разразился бранью на своих же самых приближенных людей.

Ему казалось, что все снова пошло против него. Он не мог поверить, что его планам грозит реальная опасность не воплотиться в жизнь.

– Ну конечно! Видя мощь моей армии, этот жалкий египетский трус объединился с остальными преемниками Македонского, которые только и ждали этого часа! – продолжал он злиться. – Но Пирр?! Этот жалкий продажный мальчишка! Я пригрел змею у себя на сердце! Как вышло, что эти два падальщика подбили его на восстание против меня?! Наверняка пообещали отдать взамен мои земли! Глупец! Он не понимает, что они потом отберут у него Македонию, как сейчас пытаются отнять ее у меня! Как же легко он предал меня и разорвал наш союз!

Могучий воин бегал по своей палатке, как взбесившийся огромный медведь, изрыгая проклятия.

– Они не знают, с кем связались! Я покажу Пирру, кто главный на этой земле и с кем нужно поддерживать дружбу! Объявите всем, – он яростно выпалил это своим соматофилакам, – что через два дня мы снимаемся с места и идем на Пирра, пока его армия не соединилась с подмогой.

Затем он постарался отогнать от себя прочь дурные мысли и лег в постель, но спал, как всегда, чутко и не глубоко. В середине ночи он услышал шорох в своей палатке, с противоположной стороны от входа, где сторожили своего предводителя телохранители. Он вытащил из шкур свой острый гладиус, который верно служил еще его отцу, и не стал поднимать тревогу.

По очертаниям он понял, что в шатер проник один человек. Он весь собрался как кошка и, несмотря на свой немалый рост, легко прыгнул на пришельца. Завязалась схватка.

– Деметрий, остановись, это я! – еле-еле смог выдавить тот, кого воин схватил за горло и нещадно душил.

– Эллигий? Брат?! – в изумлении воскликнул полководец.

– Тише! Да тише ты! – Эллигий из последних сил пытался отвести мощные руки Деметрия от своей шеи.