Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна)

Стоя перед кроватью умирающего Рамуса, Зенфред, наконец, ощутил удовлетворение и радость, прежде скрытые чувствами Праена. Гнев возвращался, и Зенфред уверился, что выбрал правильный путь. Второй советник поплатился за удовольствие, с которым не так давно собирался понаблюдать за казнью Зенфреда на арене.

Час кончины приближался, понимая это, Рамус попросил всех уйти и подозвал к себе Праена.

– Теперь… все дела острова перейдут к тебе, – сказал он слабеющим голосом. – Заботься о сёстрах и матери. И первым делом бросьте этот проклятый замок. Здесь всюду. Всюду пахнёт мертвечиной.

– Мертвечиной пахнет только от тебя, отец, – ухмыльнулся Зенфред, скрестив руки на груди. – Право, я бы хотел, чтобы ты умер в больших мучениях. Скажем, сгорел, окунутый в смолу, как твой предшественник. Но и медленные муки созерцать приятно. Будь благодарен, что я использовал всего лишь яд.

Советник выпучил глаза и безмолвно шевелил губами. За спиной Праена один за другим появлялись Райелды. Они смотрели на Лариуса с укором, тот задыхался от ужаса и тянул руки к сыну, но Праен только улыбался, глядя на него. Принять смерть от рук собственного ребёнка гораздо худшее наказание, чем знать, что ты умер от рук врага.

Когда Рамус испустил последний вздох, Зенфред не почувствовал ничего, кроме разросшейся внутри пустоты и глухой боли Праена. Как приятно было знать, что он страдает! Зенфред вышел из покоев Лариуса, куда тут же бросились, рыдая, его жена и дочери, и пошёл прочь, улыбаясь.

Глава 19

Письмо от короля Майернса прибыло с гонцом этим утром, когда Зенфред исполнял роль главы семейства, разбирая почту. Он удивился скорому ответу на послание, отправленному меньше недели назад, но, прочитав содержимое, убедился в его срочности. Король передавал соболезнования по поводу внезапной кончины Рамуса и требовал, чтобы Праен, как его представитель, незамедлительно прибыл на материк для присутствия на церемонии оглашения преемника.

Всё шло по плану, и Зенфред не мог не радоваться. Он должен был разобраться с Эсанорой и Майернсом незамедлительно. Сознание Праена крепчало и поглощало его, а родственные связи только усиливали стремление Факела выпутаться из тюрьмы собственного тела. Счёт перешёл на считанные дни, и Зенфред не знал, какое утро окажется для него последним. Каждую минуту оставшейся жизни он старался проводить с пользой и часами практиковал владение чужим Источником. После того, как часть воспоминаний восстановилась, это давалось ему нелегко. Зенфред ненавидел огненную магию. Чем он отличался от Факела, если собирался сжигать своих врагов?

Увлёкшись летучими ядами, Аринд целыми днями пропадал в подземной лаборатории, где прежде готовилась отрава для Лариуса. Там он продолжал опыты учителя, пытаясь вывести из-под кожи клеймо. Неугомонный Летфен устраивал прогулки по тоннелям и без конца приставал к хорошеньким служанкам. Всё было хорошо и спокойно, но Зенфреда не покидало дурное предчувствие.

Лошадей заложили следующим утром, предварительно отправив в порт гонца с требованием немедленно готовить к отплытию судно. Зенфред отказался от помощи слуг и собирался в дорогу сам. Он надел приятную телу рубаху с широким рукавом, а поверх неё кольчугу тонкого стального плетения. Облачился в серебристо-белый камзол и широкий чёрный плащ, подбитый мехом, натянул высокие походные сапоги и прикрепил к поясу меч, которым не умел толком пользоваться.

За пределами замка дышалось легче. Воздух был свежий, напоённый предрассветным холодом, и прозрачный, как родниковая вода. Солнце нехотя выбиралось из одеяла тумана и медленно поднималось над озябшей землёй. Барьер природной магии закончился. Кругом, насколько хватало взгляда, простиралась пустошь. Всё было одноцветным, грязно-коричневым, но местами уже чуть припорошённым поблёскивающим инеем.

В смене времён года была своя прелесть. Поздняя осень, как дряхлая старуха, утратившая молодость, куталась в серебро и драгоценности, чтоб унять тоску об ушедшем. И чем ближе был исход, тем ярче и богаче становились украшения. Потом она надевала белую шаль и, превратившись в зиму, щедро разбрасывала по земле невидимую алмазную пыль. Выглянувшее солнце с лёгкостью отыскивало этот небывалый клад, заставляя его искриться мириадами бликов. Пока всё вокруг оставалось белоснежным и нетронутым, даже старуха казалась красавицей. Но зыбкую безмятежность портили следы. Будь то повозка, толпа или одинокий путник. Все они, проходя, оставляли на ровной пустоши бесчисленные шрамы. Разъярённая зима била морозами и бурями, а потом, обессилев, сбрасывала с себя украшения и заливалась капелью слёз. Тогда на душе её становилось теплее, и старуха снова превращалась в красавицу весну.

Глядя из окна экипажа на заиндевелые поля и одинокое дерево на далёком холме, Зенфред невольно сравнил себя с ним и чувствовал облегчение от мысли, что рядом с ним люди. Летфен оживлённо болтал со своей невидимой подружкой, пока Аринд пытался объяснить ему виды ядов.